Степные разбойники
Шрифт:
— А теперь, дон Пабло, что бы ни случилось, знайте, что я вас люблю и что имя ваше будет последним, которое я произнесу, умирая.
— О, дайте мне верить, дайте мне надеяться, что, может быть, настанет день…
— Никогда! — воскликнула она, с непередаваемым выражением. — Как бы ни была велика моя любовь к вам, кровь моего отца навеки разъединит нас!
При этих словах молодой девушки дон Пабло поник головой, он мысленно измерил глубину той бездны, в которую упал.
Молодые люди с этого момента продолжали путь
Услыхав этот сигнал, Валентин пришпорил лошадь и подъехал к нему.
— Что нового? — спросил он кораса.
— Ничего. Только мы скоро подъедем к тому месту, откуда будет виден остров, на котором Красный Кедр стал лагерем.
—А! В таком случае, надо сделать привал. Охотники сошли с лошадей и спрятались в кустах. Вокруг царила невозмутимая тишина.
— Гм! — пробормотал Валентин. — Птица, кажется, вылетела из гнезда.
— Мы это сейчас узнаем, — сказал Орлиное Перо и, осторожно крадясь через кустарники, вскоре скрылся из глаз своих товарищей.
Не прошло и часа, как он уже возвратился, мокрый с головы до ног.
— Ну что же? — спросил его Валентин.
— На острове никого нет, — ответил тот, — костры погашены уже дня два тому назад.
— Что же нам теперь делать? — воскликнул дон Мигель.
— Ждать, — ответил охотник. — Переночуем здесь, а завтра отправимся искать следы нашего врага. Дон Мигель вздохнул, но ничего не возразил. Отряд стал лагерем. Когда все поужинали, Валентин вскинул ружье на плечо и знаком пригласил Курумиллу следовать за собой.
— Куда вы? — спросил его дон Мигель.
— Я пойду на остров, который служил местом стоянки гамбусинос.
— И я с вами.
— И я также, caspita! — сказал генерал.
— Отлично.
И все четверо удалились. В лагере остались только дон Пабло, сашем корасов, Гарри и Эллен.
Когда шаги охотников затихли в отдалении, молодая девушка обратилась к дону Пабло.
— Час настал, — сказала она ему. Мексиканец вздрогнул всем телом.
— Вы этого хотите? — спросил он ее печально.
— Так нужно! — ответила девушка с подавленным вздохом, и подойдя к Гарри, она сказала ему:
— Брат! Я уезжаю.
— Хорошо! — ответил охотник и, не сказав более ни слова, оседлал двух лошадей и стал ждать, совершенно спокойный с виду.
Моокапек спал или притворялся спящим.
Эллен протянула руку дону Пабло и сказала ему растроганным голосом:
— Прощайте!
— О! — воскликнул молодой человек. — Останьтесь, Эллен, умоляю вас!
Дочь скваттера печально покачала головой.
— Я должна отправиться к моему отцу, — пробормотала она. — Дайте мне уехать, дон Пабло.
— Эллен! Эллен!..
— Прощайте, дон Пабло!
— О! — воскликнул молодой человек в отчаянии. — Неужели ничто не может поколебать вашу решимость?
Лицо молодой американки было орошено слезами, грудь ее высоко вздымалась.
— Неблагодарный! — произнесла она с горьким упреком. — Неблагодарный, который не хочет понять, как я его люблю!
Дон Пабло сделал над собой страшное усилие и, с трудом подавив свое отчаяние, сказал прерывающимся голосом:
— Так уезжайте! И да хранит вас Господь!
— Прощайте!
— О нет, не прощайте, а до свиданья! — воскликнул он. Молодая девушка грустно покачала головой и вскочила на лошадь, которую ей подал канадец.
— Гарри, — сказал последнему дон Пабло, — берегите ее!
— Буду беречь ее, как свою сестру, — ответил канадец взволнованным голосом.
Эллен сделала дону Пабло последний прощальный знак рукой и погнала свою лошадь.
Молодой человек в отчаянии опустился на землю.
— О, мое счастье погибло! — пробормотал он разбитым голосом.
Моокапек не пошевельнулся. Сон его, вероятно, был очень глубок.
Два часа спустя возвратились из своей поездки на остров Валентин и его товарищи. Дон Мигель тотчас же заметил отсутствие Эллен.
— Где же дочь скваттера? — спросил он с живостью.
— Она уехала… — пробормотал дон Пабло.
— И вы дали ей бежать?! — воскликнул асиендадо.
— Она не пленница, поэтому я не имел права препятствовать ее отъезду.
— А где же канадский охотник?
— Он тоже уехал.
— Так мы должны немедленно ехать за ним в погоню.
Дрожь ужаса пробежала при этих словах по телу молодого человека, он побледнел как полотно.
Валентин пристально и испытывающе взглянул на него и, положив руку на плечо своего друга, сказал ему с понимающей улыбкой:
— Избавь нас Бог от этого. Напротив, надо дать дочери скваттера спокойно уехать.
— Но… — возразил дон Мигель.
Валентин нагнулся к своему собеседнику и что-то шепнул ему на ухо. Асиендадо вздрогнул.
— Вы правы, — пробормотал он.
— А теперь, — продолжал охотник, — надо лечь спать, потому что, предупреждаю вас, завтра нам предстоит тяжелый день.
Все, по-видимому, согласились с этим предложением, и четверть часа спустя охотники уже спали возле костра.
Только один Курумилла не спал, он стоял на часах, неподвижно, как изваяние.
ГЛАВА XXXI. Брат Амбросио
Возвратимся теперь к гамбусинос. Сеттер и Натан не сказали брату ни слова. В свою очередь, тот, по-видимому, не узнал их. Когда все расположились поудобнее, чтобы заснуть, Шоу незаметно приблизился к донье Кларе и сел на землю неподалеку от нее. Девушка сидела, уронив голову на руки, и тихо плакала. Слезы эти разрывали сердце Шоу, и он готов был отдать свою жизнь, чтобы осушить их.