Стервы
Шрифт:
Ах, если б только повидаться со своими прежними соседками по квартирке, тогда Клара почувствовала бы себя лучше. Сейчас была суббота, семь тридцать вечера по нью-йоркскому времени. Коко и Лили сейчас должны уже были выйти из дому со своими beaux du jour [39] , спеша на эстрадное шоу, которое начинается в восемь вечера. А потом они пойдут отыскивать «тихий» бар — цель состояла в том, чтобы найти новый, недавно открывшийся подпольный кабачок. Обычно такой помещался в саду какого-нибудь миллионера в Гринич-Виллидж или же в потайном зальчике, в подвале одного из уединенных ресторанов вблизи площади Мэдисон-сквер [40] .
39
Сегодняшними ухажерами (фр.).
40
Площадь в центральном районе Нью-Йорка, на Манхэттене.
В эту минуту в конце коридора раздались переливы смеха. Исходили они из спальни пустоголовой счастливой невесты, Глории, которая сейчас красила ногти (не иначе как в розовенький цвет) со своей чуть более бесшабашной прихлебательницей Лоррен. Смех походил на хохот гиен и обычно сопутствовал обмену сплетнями. Клара ни на минуту не сомневалась, что темой пересудов служит именно она.
Клара едва не расхохоталась сама, попытавшись представить, как вписались бы Глория и Лоррен в ее прежнюю городскую жизнь. Они бы и дня не вытерпели в том затрапезном жилом домишке, кишевшем богемными художниками и тараканами, с комнатами, меблированными тем, что удалось найти на свалках, а электричество отключали так часто, что жильцы в основном пользовались свечами. Они даже не имели понятия, что значит купаться голышом с какими-нибудь подвыпившими незнакомцами в пруду Центрального парка, часа в три утра. А о сексе так уж и вообще ничего не знали, если судить по отношениям Глории с Бастианом — эти вежливо прикасались на секунду губами друг к другу, и страсти тут было не больше, чем у восьмилетнего малыша, который чмокает бабушку в щечку. А вот Клара об этом как раз хорошо знала. Быть может, даже слишком хорошо.
Вот все, что знали и умели эти девчонки из светских семей Чикаго: наглухо застегнутая форма частной школы, уроки французского языка и занятия фортепиано по вечерам, а главная их цель — заполучить себе на палец алмазный булыжник. А потом она выйдет замуж за мистера Себастьяна Грея и уютно устроится в своем гробу в качестве жены и содержанки.
Смех зазвучал снова, еще громче. Клара вышла из своей комнаты и на цыпочках прокралась по коридору. У двери Глории она остановилась и навострила уши, подслушивая разговор.
Глория: Держу пари, ее никогда и не целовали до сих пор.
Лоррен: Можно подумать, тебя много целовали.
Глория: Помолчала бы. Я хотела сказать, что она, держу пари, даже на свидания еще ни разу не ходила.
Лоррен: Наверняка не ходила.
Глория: Ты думаешь, она (вздох ужаса) лесбиянка?
Лоррен: Кто знает, чем они там у себя на ферме занимаются?
Глория: Ах, Рен! Она такая нелепая. Ведет себя так вежливо. И так раздражает меня.
Лоррен: Она просто пятидесятилетняя женщина, которая случайно попала в тело восемнадцатилетней.
Глория: Они с моей мамой стали лучшими подругами.
Клара не могла сдержать усмешки. Они и понятия ни о чем не имеют. Их болтовня ее не обижала — они-то говорили на самом деле не о ней, а об ее образе Деревенской Простушки, приехавшей в гости. Кто бы подумал, что эта актерская игра может доставить ей самой столько удовольствия?
Она уже собиралась возвратиться в свою комнату, когда до ее ушей долетели следующие реплики:
Глория: Так когда мы осуществим свою задумку?
Лоррен: Маркус сказал, что это он берет целиком на себя.
Глория: А ты думаешь, это вправду получится? Маме очень хочется, чтобы она и дальше здесь оставалась…
— Цап-царап! — прошептал за спиной Клары чей-то красивый голос.
Она задохнулась и круто обернулась, ожидая увидеть кого-нибудь из чересчур любопытных слуг. Вместо того перед ней предстал один из самых соблазнительных парней, каких она только видела. Клара снова задохнулась, потеряв дар речи. В его глазах плескалась нежная синева Карибского моря, губы — пухлые, четко очерченные, хоть сейчас готовые к поцелую. Гладко зачесанные волосы разделены косым пробором, щеки гладенькие и — ах! — с ямочками!
Такой вполне и безоговорочно стоил того, чтобы потерять голову.
Парень приложил палец к губам, почти неслышно прошептав: «Ш-ш-ш!» Клара, позабыв обо всем, схватила его за руку и потянула по коридору в свою комнату. Плотно закрыла дверь. Он крепко сжимал ее руку, и при первом же прикосновении она почувствовала знакомое волнение в крови. Только потом до нее стало доходить, что, приведя парня в свою спальню, она вышла из образа. Деревенская Простушка никогда бы не взяла на себя инициативу. Клара отпустила его руку.
— Извините, я подумала, что вы…
— Ваша ожившая мечта? — Он широко улыбнулся, обнажив ряд великолепных белоснежных зубов.
— Совершенно… не так! — воскликнула Клара. Шестым чувством она сразу угадала, что встреча с этим парнем добра ей не принесет. Он, может, и красив — ну, будем откровенны, безумно красив, — но из тех ребят, которые отлично сознают свою неотразимость. А это ничего хорошего не сулит. Еще важнее то, что она поклялась избегать парней, иначе разрушился бы весь ее новый образ.
— А теперь прошу простить меня… — И она указала ему рукой на дверь.
Он подошел к ней ближе.
— Не одарив меня, прогоните вы прочь? [41]
Клара проворно отступила как можно дальше. Он что, действительно собрался читать ей Шекспира?
— Если вы рассчитываете произвести на меня впечатление, перевирая «Ромео и Джульетту», то вы глубоко заблуждаетесь.
— Увы, я плохо учу то, что нам задают по литературе, сразу видно. — Парень лукаво ухмыльнулся и плюхнулся на краешек кровати. В качестве приглашения погладил свободное место рядом с собой. — Я хотел только одного — выяснить, что это вы там делали в коридоре, когда я на вас натолкнулся.
41
Слегка искаженная цитата из «Ромео и Джульетты» (акт ІІ, сц. 2): «Не одарив меня, прогонишь прочь?» (Пер. А. Радловой.)
— А-а, — протянула Клара, стараясь придать лицу самое невинное выражение (ну, уж насколько получалось).
Он что, пытается соблазнить ее? Инстинкты требовали от Клары не упустить такой шанс, но о таком повороте событий, разумеется, и речи быть не могло. Она осталась стоять у дверей — ради собственного блага.
— Не подслушивала, если вы в этом хотите меня обвинить.
— Ну-у, я никогда не стал бы обвинять вас в подобном безнравственном поступке.
— Вот и хорошо, — сказала она, — потому что я и не подумала бы совершить что-нибудь безнравственное.