Стервятники (Мертвый сезон)
Шрифт:
Все ее тело вдруг заколотила неукротимая дрожь. Она и сама не заметила, когда началась эта лихорадочная тряска, с каждым мгновением которой из нее, словно из лопнувшего бензобака, вытекали последние капли энергии. Вновь раскрыв глаза, она увидела, что у Лауры по локоть отрублены обе руки, и по колено – обе ноги. Конечности убитой он сложил здесь же, рядом с ней, навалив их друг на друга, словно это были дрова.
А Лаура между тем все еще была жива; веки, чуть прикрывавшие ее остекленевшие глаза, изредка вздрагивали, а грудь вздымалась и опадала в судорожных, спазматических
Он сунул руку в карман, и Марджи снова увидела нож – и именно тогда поклялась, что если ей представится такая возможность, то она своими собственными руками убьет этого ублюдка. Сквозь туман одуряющего кошмара на нее накатывали похожие на яркие вспышки волны праведного гнева.
Годился бы этот подонок хоть на что-то, окажись он без своего ножа? Едва ли. Ярость вернула ей способность переживать нормальные, человеческие чувства, и она была благодарна за это судьбе. Ну что ж, если мне только удастся добраться до него, пусть тогда надеется на Господа Бога, – подумала Марджи.
Она снова сомкнула веки, еще плотнее прижалась к пареньку и стала молиться, чтобы Лаура умерла, умерла как можно скорее, и чтобы ей самой никогда больше не довелось видеть подобное.
Несколько мгновений спустя она услышала звук поворачиваемого в замке ключа.
Для гнева в ее душе уже просто не оставалось места – все оказалось занято ужасом, глубоким и всеохватывающим. Марджи почувствовала, что с такой силой вцепилась в руку лежавшего на дне клетки паренька, что тот даже вскрикнул.
И попытался было отдернуть руку.
– Нет, – проговорила она, – оставайся здесь. Ты должен будешь помочь мне!
Она понимала, что где-то в глубине своего сознания путала его с Ником – с тем самым Ником, который до сих пор так и не появился, который бросил ее, а сам по-прежнему прятался где-то на крыше дома. О, помоги же мне, – подумала она, взывая к кому угодно, ко всем и каждому, но здесь, рядом с ней, находился лишь этот паренек с жутко-спокойным, совершенно безжизненным взглядом.
Дверца клетки распахнулась. Марджи быстрым взглядом окинула пространство пещеры, но так и не увидела ничего, что могло бы помочь ей; ее глаза не выхватили ничего полезного. Она практически не обратила никакого внимания ни на сгрудившихся вокруг костра детей, ни на двух женщин, которые стояли и молча наблюдали за ней. Не заметила она и того, что Лаура наконец умерла и ее внутренности, извлеченные через громадную, зияющую в боку рану, лежали теперь на полу пещеры рядом с ней. Ускользнуло от ее внимания и то, что стоявший перед ней мужчина был весь в крови – Марджи он представлялся всего лишь тенью, тянувшейся к ней из пустого пространства – пустого потому, что в нем не было ничего, что могло бы хоть как-то ей помочь, а кроме этой помощи ее сейчас абсолютно ничего не интересовало.
Все также крепко сжимая руку паренька, она попыталась было волевым усилием отогнать тощего прочь. Тот, однако, не уходил.
Его длинные, тонкие пальцы сомкнулись вокруг ее предплечья и медленно, почти нежно, потянули из клетки. Его ладонь была грубой, заскорузлой, липкой от потемневшей крови. Марджи
На какое-то мгновение в клетке воцарилась непривычная тишина. Вспомнив, как кричала Лаура, Марджи заставила себя хотя бы немного успокоиться.
Не сопротивляйся ему, не дерись, – повторяла она себе. – Действуй осторожно, очень осторожно.
Он поставил ее спиной к стене, как раз напротив того места, где лежало изуродованное тело подруги – хотя Марджи все так же не замечала его, – и принялся пристально всматриваться в ее лицо. Тишина словно сгустилась. Вот его рука скользнула ей между бедрами – Марджи подняла глаза к темному потолку, изо всех сил заставляя себя не чувствовать этого, вообще ничего не ощущать, и, тем не менее, обнаружила, что по коже побежали мурашки, а соски жестко напряглись. Пожалуйста, будь осторожна, – в который уже раз сказала она себе.
Его руки скользили по ее телу, оставляя после себя след неимоверного отвращения. Она заставляла себя стоять прямо, не уклоняться от его прикосновений, тем самым не давая ему повода совершить какое-то насильственное действие.
Внезапно он легонько хлопнул ее по затылку.
От этого неожиданного жеста Марджи даже подпрыгнула на месте – ему это понравилось. Рассмеявшись, он шлепнул ее еще раз, и Марджи почувствовала, что вопреки всей своей воле снова начинает испытывать гнев. О нет, – тут же подумала она, – успокойся; пожалуйста, не сопротивляйся ему...
Он шлепнул ее в третий раз – Марджи качнулась в его сторону и в этот момент услышала, как обе женщины также рассмеялись. Опустив ладони ей на грудь, он снова толкнул ее на стену, после чего принялся тыкать пальцами в живот и между ребрами. Она подняла руки, чтобы защититься от его несильных ударов, но он отбросил их в сторону и ткнул снова, на сей раз уже жестче, прямо под нижнее ребро. Марджи с трудом сдержала крик боли и тут же услышала поддразнивающий смех женщин, похожий на карканье дроздов.
Стоявший перед ней тощий отскочил назад и восторженно хлопнул в ладоши, после чего одной рукой ударил Марджи по уху; девушка поморщилась и качнулась в сторону. Тогда он снова принялся тыкать ее пальцами в груди и живот; затем просунул одну руку ей между ног и, ухватившись, с силой, болезненно потянул на себя, после чего отпустил и неожиданно с размаху отвесил ей тяжелую пощечину. Марджи ударилась спиной на стену, а когда смогла наконец отдышаться, тощий уже зашелся в приступе громкого, какого-то икающего хохота. Она почувствовала, как внутри нее, под покровом сосредоточенного притворства, что-то словно хрустнуло, и тут же заметила, как стремительно и бесконтрольно стал нарастать поток доселе сдерживаемого гнева.