Стервятники
Шрифт:
– Перестань, бесстыдник! Перестань. Что ты делаешь!.. Не надо. Юбку, юбку мнешь! Ох. Гриша. Не надо.
Спустя четверть часа Маша-Цыганка, с играющим на щеках пуще прежнего румянцем, деловито орудовала шпильками, восстанавливая растрепанную прическу. Тяжело дышащий атаман курил у полураскрытого окна.
– Жеребец ты у меня, Гриша. Чистый жеребец!
– Низкий бархатный голос клубился вокруг атамана, перемешиваясь с папиросным дымом.
– И какой теперь ресторан? Куда я выйду в таком платье? Налетел, как на неприятеля! «Ура, вперед!..» Война, Гриша, последние манеры из тебя улетучит. Сапог своих чертовых не снимая! Напал на девушку, задрал юбку!.. Вот так вы там и берете приступом неприятельские позиции. А признайся, Гриш, брал в полон после боя пейзанок?
– Кого?
– Пейзанки, Гриша, это иноземные сельские жительницы!
– А не сельские как обзываются?
– ехидно осведомился Семенов.
– Смотря где. Будто ты и не знаешь.
– Откель нам, сермяжным.
– Какой вы злопамятный, господин атаман!
– Мария быстро поднялась со стула перед большим тяжелым зеркалом в черной лакированной раме, щедро украшенной замысловатым резным орнаментом из листьев и ягод. Покрутилась, придирчиво вглядываясь в собственное отражение.
– Впрочем, платье. Все-таки, Гриша, умеют маньчжурцы делать шелковые ткани! Совершенно незаметны следы вашего налета, господин атаман.
– Вот и славно, - прогудел несколько охрипший Семенов.
– Ну, так что? В «Эрмитаж»?
– Нет, там ску-ушно. И публика какая-то. А поедем в ресторацию Окуловского подворья? Рыбные блюда у них - бесподобны! И мозельское, надеюсь, не иссякло.
– Для тебя, моя прелестница, мы любое мозельское из-под земли достанем!
– застегнув китель, пророкотал атаман и легонько хлопнул подругу пониже спины.
– Вперед, труба зовет!..
РЕСТОРАЦИЯ крупного читинского предпринимателя Окулова располагалась на главной улице - Амурской. «Окуловское подворье» представляло из себя не только популярный ресторан, но и гостиницу - «номера». Оборудовано все было по первому разряду, заведением своим хозяин дорожил, репутацию стремился держать высоко, поэтому какой-либо сомнительной славы за «Окуловским подворьем» не водилось. Респектабельное заведение, куда не зазорно заглянуть высоким чинам и даже самому его высокопревосходительству главнокомандующему вооруженными силами Восточного Забайкалья и читинского гарнизона.
Визит Семенова и Маши-Цыганки вызвал небольшой переполох среди официантов и кухонной челяди. Но похожий на большого и сытого хомяка метрдотель в тщательно отутюженном смокинге панику пригасил мгновенно, гостей встретил почтительно, без подобострастия.
«Умеет себя подать, Ванька-половой!» - оценил Семенов, усаживаясь с супругой за небольшой столик в отдельной кабине. Белый барьер, увитый декоративной зеленью, отсекал ее от общего зала, не закрывая вида на небольшую эстраду, где музицировал квартет балалаечников, одетых в яркие, петушиных цветов, рубахи. «Светит месяц, светит ясный.» - сыпала балалаечная бойкая трель.
Метрдотель склонился у столика, высказывая свои предложения по меню, самолично принял заказ и чинно отправился на кухню, кивком головы посылая буфетчика к атаману.
Через пару минут молодой скуластый официант, с тонкими подбритыми усиками и набриолиненной прической, прорезанной безукоризненным пробором, аккуратно откупорил высокую узкогорлую бутылку мозельского, наполнил бокалы, элегантно промокая капли на бутылочном горлышке ослепительно-белоснежной полотняной салфеткой.
Семенов, с чуть заметной на отечном лице гримасой, пристально наблюдал за манипуляциями официанта, мельканием его тонких белых перчаток. Атаман презирал всех этих «подносчиков жратвы», как обзывал их про себя. Белые перчатки уместны на воинском смотре! А их упитанные обладатели-халдеи были бы более уместны в строю, а лучше в вонючем окопе! А то, ишь, окопались, сволочи, среди крахмальных скатертей и деликатесов! В Маньчжурии, Харбине таких молодцев ни в одном уважающем себя китайском ресторане не встретишь, хотя уж народу-то китайского - пруд пруди. Но там такие крали с тарелками скользят!.. А этих. В окопы вшей кормить! Настроение снова начало портиться.
У стола возникла пухлым колобком знакомая фигура.
– Предпочтительнейше прошу извинить покорно, ваше высокопревосходительство! Редактор-издатель «Восточного курьера» Кожеуров.
– Знакомы, милейший, - Семенов недовольно уставился на упитанного газетчика, процедил, отворачиваясь к балалаечникам:
– Не расположен. Милости прошу в часы аудиенций.
– Еще раз простите великодушно, ваше высокопревосходительство. Не смел бы потревожить, но.
Семенов, шумно засопев, грузно откинулся на спинку кресла. Зашевелились густые седеющие усы, что было признаком надвигающегося атаманского гнева.
– Милейший, а не пойти ли вам.
– Еще раз. Великодушно.
– Издатель заметно струхнул, беспокойно оглядываясь на выросших за его спиной двух казаков- молодцов из охраны атамана.
– Не извольте. Но считал безотлагательным проинформировать ваше высокопревосходительство. Мадемуазель Распутина нижайше хлопочет об аудиенции в удобный для вас час.
– Кто такая?
– недоуменно нахмурился Семенов, но тут же на его руку легла ладонь Марии.
– Гриша, это же дочь. Старца государыни! Они в Чите третьего дни появились. От большевиков вакуируются.
– Чего?!
– Точно так-с, уважаемый Григорий Михайлович, - затряс пухлыми щечками Кожеуров.
– Матрена Григорьевна, старшая из дочерей.
– А по мне хоть вся родня этого прохиндея! Помогли, суки, трон опрокинуть и смуту посеять! Прихвостни германские!
– Тише, тише, Гриша, - умоляюще зашептала Мария, бросая нервные взгляды в зал.
– Ну вас, господин издатель! Нашли время и место.
Кожеуров, вмиг посерев лицом, неловко кланяясь, попятился от кабины. Семенов зло отшвырнул салфетку, поднял налившиеся кровью глаза на хорунжего из охраны.
– Начальника контрразведки ко мне! Немедленно! Дармоеды!..
Поднялся, одернул китель, чуть склонил голову перед Марией: