Стервятники
Шрифт:
Нацвалов был назначен с повышением, а не удален из Читы, дабы шашням атамана - фу, какая мерзость!
– с супругой не препятствовать. Да, ротмистр Понтович - один из офицеров полковника Тирбаха, которому Григорий Михайлович вверил дознавательное подразделение собственной контрразведки в Маккавеево. Но и что с этого? Только враги святой белой идеи могут называть ведомство полковника застенками смерти под Читой. А как вы прикажете поступать с кровожадными врагами в этот драматический для Отечества час? Они незабвенное императорское семейство жизни лишили, а вы, господа, про какие-то застенки! Стыдитесь, господа!..
Понятно, что свои разъяснительно-обличительные речи Мария Михайловна произносила исключительно перед зеркалом в собственном будуаре, не желая признаваться даже самой себе, что таинственные смерти генерала и его супруги ей и дорогому Григорию Михайловичу. ох, как на руку!.. И логически вытекают из особенностей их характеров, удивительно схожих в некотором наборе черт: обоих переполняли неуемная тяга к максимальной власти, болезненное честолюбие, абсолютная беспринципность, вкупе с поразительной жадностью и изворотливостью. Вот на таком черном тесте была замешена их сумасшедшая любовь.
– Семь часов пополудни, Гриша, - Мария легонько высвободила руку, шурша шелковой юбкой, присела в ногах.
– Омужланились, ваше высокопревосходительство, в сапогах почивать изволите!
– Устал, Машенька. С япошками раскланивался.
– Ах, Гриша, кому мы нужны! До русской земли охочих полным- полно, а, вот, как не получается у этих охотников кусок пирога оттяпать, так и дружбе конец.
– Умница ты у меня. Да уж, быстро смотались. Союзнички!..
– «Была недолгою любовь, разлука будет без печали.» - Голос у Марии бархатный, грудной, слушал бы и слушал.
– А поедем, Гриша, в «Бристоль», на ужин.
– В «Бристоль»? Нет, только не туда!
– Почему? Там такие скрипки, до слез душу трогают!
– Полные губки супруги капризно изогнулись.
Семенов, потягиваясь плечами, сел, обхватил Марию рукой за талию, пощекотал усами персиковую щечку.
– Смеяться будешь, но не хотелось бы обывательских фанфар.
– Что? Я не понимаю.
– Да, вот. Вчера там один поручик учудил. Мальчишка! Нашкодил по пьяному делу.
– И что же этот мальчик сделал?
– А что они в кабаках делают? Напился, расскандалился, давай в люстру из револьвера палить.
– Как грубо!
– Вот и я о том же. Судьба российская висит на ниточке, а такие. Авторитет армии для них - пустой звук! И так уж к красноперым переметнулось народу.
– Не распаляй себя, Гриша. Опять голова разболится. Подумаешь, выпил лишнего мальчик.
– Выпил лишнего!
– Семенов резко встал, оправил сорочку, потянулся за кителем.
– По таким мальчикам обо всех моих офицерах судят! И обо мне - тоже!
– Гриша, а ты бы в люстру, из револьверчика?..
Мария тоже поднялась с оттоманки, прильнула к мощной атаманской фигуре, игриво заглянула в глаза. Но Семенов шутки не принял.
– Я этого стрелка утром разжаловал в рядовые и отправил на передовую. И приказал в газетах мой приказ сегодня же опубликовать. Думаю, не только обывателя успокоить, но и чтоб другим ресторанным фанфаронам наука была. Дисциплину расшатывать никому не позволю!
– Так точно, мой генерал!
– Мария шутливо приложила ладонь к виску.
– Но я бы все-таки поужинала.
– Поедем в «Эрмитаж», чем плох? По крайней мере, ресторатор не прибежит, расшаркиваясь в благодарностях за экзекуцию пьяного поручика. В «Бристоле» твоем это - обязательно. А потом сунет адъютанту писульку, мол, как бы там за люстру ущерб возместить.
– Попал, значит, мальчик в люстру?
– засмеялась Мария.
– Попал!
– отстраняясь от жены и приседая по-скоморошьи, повертел растопыренными пальцами обеих рук атаман.
– Попал! И не раз! Вот такая потеха.
Последние слова произнес уже без кривляния, стирая улыбку.
– Ничего. Не разорится ресторанщик. Потрясет мошной, новую купит! А то, небось, не знает, куда деньги складывать! В кабаках заправлять, Машенька, по нынешним временам - наивернейший прибыток! Почитай, каждый вечер гулянки, господа офицеры в ресторациях все жалованье просаживают.
– И всю добычу.
– Добычу?
– Гриша, - Мария посмотрела насмешливо.
– Разве в казармах и окопах ангелы обитают? Или, может быть, вся ваша так называемая реквизиция в полковые кассы идет?..
– Цыть! Сто раз тебе говорил - не суй свой. милый носик в политику!
– Семенов посуровел, недовольно зыркнул на супругу из- под густых бровей.
– На войне, как на войне! Так, что ли, у французов поговорка?
– По Парижам не фланировала! Откель нам, сермяжным!
– Мария начала заводиться. Семенов знал, это в ее норове запросто, стоит только против шерстки погладить. За то и любил. За необузданный нрав и горячую кровь, за бешеный темперамент, который не только в словесной перепалке проявлялся. В их жаркие, сумасшедшие ночи, когда его цыганка такие скачки устраивала!.. Атаман почувствовал, как сладкое томление начинает заползать в душу.
– Не сердись, краса моя ненаглядная, - обнял Марию, не давая ей сердито вырываться.
– Не сердись. Ну, брякнул солдафон в досаде. Это все от сегодняшней нервотрепки с япошками. Ну не дуй губочки, прелестница моя. Дай, я их поцалую.