Стезёю вечного Заката
Шрифт:
На тёмном изображении было видно, как Ашур несколько раз провёл ладонью по бороде, размышляя над услышанным:
— Допустим, вы правы. Но не запутает ли это ещё больше ту ситуацию, о которой вы упомянули, и не помешает ли нашим планам? Скажем, я разрушу Западный Храм, стоящий здесь, на землях Риаджанга. Не поднимет ли это против меня часть имперских дружин, которые мы пока что считаем союзниками?
— Более чем справедливый и уместный вопрос! — вступил в разговор отмалчивавшийся Шорх. — Но мы и эти моменты учли в наших планах. Уничтожение каждого Храма будет сопровождаться, скажем так, неким событием в соответствующем государстве, которое гарантированно отвлечёт внимание от проблем
— И какова она? — Ашур перевёл взгляд на Гасителя.
Но ответила Владычица, заставляя его вновь повернуться к ней: «раздёргивание» внимания было частью игры.
— Позвольте я подробно расскажу вам о том, каким нам видится порядок уничтожения Храмов Великого Дня, — проговорила она, кажется, ещё тише, вынуждая собеседника напрячь слух…
Шорх же позволил себе отстранится от разговора, зная, что теперь Ульнэка сама доведёт всё до конца так, как надо. Мысли Гасителя обратились к магу Заката, на поиски которого он готов был, наконец, направить все усилия. И чётко знал, с чего следует начать. Ибо было кое-что, превосходно ощущаемое им даже на большом расстоянии. Нужно лишь настроиться как следует на этот магический отголосок, и главного врага удастся выследить, как строптивую дичь на охоте…
Эль-Ифарх проснулся затемно весь в поту. Старика разбудил ночной кошмар, да такой, какие не снились ему уже много-много лет. Да и по молодости лишь несколько раз видел он себя с оружием в бою — всё же жизнь глухонемого скитальца была далека от батальных сцен, и подобным образам было просто неоткуда взяться в его голове. А тут пригрезилось старику, будто облачён он в угольно-чёрный доспех и сжимает в каждой руке по мечу. По клинкам крупными каплями стекала кровь, от которой поднимался пар. А Эль-Ифарх всё шёл вперёд, прорубая себе дорогу сквозь строй воинов и магов в белых одеяниях, которые в страхе пытались бежать и укрыться при его появлении. И за ним ступала сама Ночь…
Тяжело дыша, старый маг встал с постели и первым делом подбросил дров в начавший гаснуть огонь в очаге. И сразу почувствовал чей-то взгляд. Повернув голову, он увидел давешнюю спасённую псину, за которой ещё не пришла хозяйка. Поправляющаяся собака спала чутко и сразу подняла голову, навострив уши, когда маг стал ходить по избе. Эль-Ифарх успокаивающе махнул ей рукою и хотел уже отвернуться, когда внезапная догадка заставила его вздрогнуть.
Старик присел обратно на постель и попытался заглянутьвнутрь себя, прочувствовать, как это умели маги-прорицатели, произошедшие изменения. И тотчас распознал нечто, чего раньше в себе не замечал. Это был словно мрачный комок тёмных сил, затаившийся и ждущий своего часа. Никогда прежде Эль-Ифарх не имел дела ни с чем подобным. Чуждая сила заняла один из уголков его души и теперь, будто насмехаясь, наблюдала за тем, что же он станет с нею делать…
Маг сразу понял, откуда она взялась, эта живая тьма. Сила мрачной Ночи перебралась в него в тот момент, когда старик, даже не думая о какой-либо защите, врачевал раненое животное. Этот сгусток был подобен наконечнику стрелы, глубоко засевшему в ране, с той лишь разницей, что он сумел перетечь в того, кто извлёк его из первой жертвы. Каков же тогда маг, породивший эту странно живую силу? Эль-Ифарх думал об этом, но не находил ответа. Ясно было одно: он отнюдь не простой маг Ночи. Те, подобно и магам Дня, лишь касались покровительствующей им стихии, управляли ею постольку, поскольку она дозволяла. Но этот человек (человек ли?), который оставил собаке в общем-то пустяковую рану, повелевал, действительно повелевалночной силой, чувствовал её суть и наделял частицей, отражением собственного духа.
И теперь часть этого духа пребывала в старом немом маге, невольно воспринявшем её, не сумевшим со своими доморощенными способностями прорицателя воспротивиться её проникновению…
Нет, Эль-Ифарх не испытал шока, ужаса от этого открытия, не поддался панике. Старый маг прожил на свете уже достаточно долго, чтобы понимать, что в каждом человеке и так сосуществуют светлые и тёмные стороны, и пугаться этого не след. Важно лишь то, каким из них сам человек отдаёт предпочтение. Посему Эль-Ифарх не стал рвать остатки седых волос на голове и хвататься за сердце, а решил «присмотреться» к нежданному гостю собственной души. На то он и маг-прорицатель, чтобы прозревать сокрытое от других.
В силу врождённого недостатка глухонемой маг всегда был склонен к внутреннему диалогу с природой, который вёл посредством ярких образов. Он всегда был где-то посредине… Так почему бы не попытаться понять и День, и Ночь, примирить их хотя бы в самом себе?
Мысленно «прикоснувшись» к плотному комочку тьмы, старик попытался ощутить его суть. Сразу это не удалось, зато маг почувствовал некую тягу, будто сила Ночи куда-то звала его. Эль-Ифарху показалось, что кто-то мягко тянет его за рукав. Сначала он даже подумал, что это собака ухватила грубую ткань рубахи зубами и пытается растормошить задумавшегося человека. Но псина продолжала смирно лежать подле очага. И маг осознал, что тянет его та самая новая сила, которую он старается познать.
Поддаться? Последовать за ней?
Было немного страшно. Но старик рассудил, что коль уж начал эту игру, надо идти до конца. Повседневная жизнь его и так не отличается особым разнообразием. И сколько её вообще осталось? Стоит ли отказывать себе в любопытном эксперименте? Суть прорицателя, который испытывает жажду познания лишь ненамного в меньшей степени, чем испытатель, противилась этому.
Приняв решение, Эль-Ифарх встал, накинул плотный латаный и перелатаный зипун, чтобы не озябнуть в предрассветный час, и вышел на улицу. На какой-то миг под коленку ткнулось что-то живое: собака будто просилась с ним. Но маг решительно затворил дверь, не выпуская псину. И, не глядя по сторонам, насколько мог бодрым шагом пошёл вперёд, к лесу, туда, куда тянула его неведомая сила.
Предутренняя роса промочила штанины до середины бёдер, но старик не обращал на это внимания, раздвигая высокие травы. Вскоре он оказался на опушке под сенью высоченных сосен, в коих извечно таилась самая душа леса — прекрасная, ароматная, мягкая, но когда надо, и колючая.
Почему именно это место?
Эль-Ифарх повертел головой и в мягком лунном свете разглядел, что стволы хвойных красавиц здесь будто проткнуты во многих местах. Виднелась размочаленная древесина, кора была сорвана. А земля… земля будто перепахана гигантской бороной. И во всём этом чувствовалось присутствие той же силы, что привела мага сюда.
Комок, что засел у старика в душе, будто рвался на волю, пытался воссоединиться с другими осколками живого мрака. Тяга была столь сильна, что маг упал на колени и упёрся ладонями в стылую землю, исторгая из себя нечто эфемерное. И с удивлением заметил, что отсветы тёмной силы на этом пятачке изрытой земли словно приобрели какой-то иной «цвет». Глубокий, не похожий ни на что иное…
Освободившись от своего «невесомого бремени», Эль-Ифарх поднялся на ноги и огляделся. Старик понимал: только что произошло нечто необычное. Но что именно, он осознать пока не мог.