Стезёю вечного Заката
Шрифт:
— Не опасно ли, капитан?.. — с сомнением в голосе протянул ближайший магвой, подавая Силжу зеленоватый вымпел, коим в армиях Накельты принято было сигнализировать о намерениях вступить в мирные переговоры. — В одиночку-то…
— Нам ли опасностей бояться, братец? — хмыкнул Силж, и уверенно зашагал вперёд, держа вымпел так, чтобы он был виден сидящему в тени пригорка магу.
Тот не повернул головы, но капитан почему-то был уверен, что его приближение уже замечено. Что же, сразу скрыться не пытается, и это уже хорошо. Хотя, чего это магу прятаться, с его-то силой?..
Силж старался идти небыстро, хотя и желал
Однако маг и не думал исчезать. Напротив, он повернул, наконец, голову и взглянул прямо на подходящего магвоя, которому оставалось всего шагов семь. Их глаза встретились.
Странное чувство узнавания кольнуло Силжа: сидящий перед ним человек был знакомым и не знакомым одновременно. И таким же с трудом узнаваемым голосом маг произнёс:
— Ну, здравствуй, брат. Очень рад тебя видеть!
Капитан замер в двух шагах и вгляделся в лицо, полускрытое самодельным капюшоном из плохо выделанной шкуры. Поразительно бледную, будто неестественную, кожу покрывали следы зарубцевавшихся ран, щетина, казалось, не росла совсем, сухие потрескавшиеся губы были растянуты в напряжённой улыбке, больше напоминавшей оскал голого черепа. Казалось, это и не человек вовсе, а какой-то незваный гость из-за грани, отделяющей мир мёртвых от мира живых. Но вот глаза…
Эти живые и смотрящие с искренней теплотой глаза Силж узнал моментально.
— Зоклас?! — воскликнул он. И тут же, спохватившись, понизил тон, чтобы следующие за ним вдалеке воины до поры ничего не расслышали. — Это ты, друг мой? Как такое возможно?
Зоклас печально усмехнулся:
— Это стало возможным благодаря сложному стечению обстоятельств. Но возникло оно не само по себе, а по воле слишком уж изощрённых в своей хитрости и коварстве людей. Присядь, Силж, — маг указал на землю рядом с собой. — Пока не подошёл твой отряд, который я вижу поодаль, успею вкратце поведать тебе свою историю. А там уж, давний мой друг, тебе решать, как поступить…
«Ты не достойна посвящения. Возможно, когда-нибудь…».
Слова Светлейшей пульсировали в голове Ильнаты. Глаза девушки жгли слёзы — по убитой сестре, по загубленным мечтам и надеждам, по втоптанной в грязь вере в чистоту служителей Дня.
Хвала всем дневным силам, Ильнате, кажется, удалось сохранить в тайне от Светлейшей и её окружения то, что она знает правду про убийство Сальниры. Девушка в назначенный день и час явилась в Обитель Света на главной площади Гиала и предстала перед советом Просветлённых, дабы принять посвящение. И изо всех сил старалась ничем не выдать своих чувств, следя за тем, чтобы лицо оставалось спокойным, и на нём читалась должная степень воодушевления перед предстоящим событием. Но потом последовали те самые слова…
Ильнате сначала показалось, что она ослышалась. Девушка подняла изумлённые глаза на Светлейшую, затем в недоумении перевела взгляд на других Просветлённых и, наконец, на стоящую в первом ряду приглашённых мать. А та стояла гордо и прямо, побледнев и чуть прикрыв глаза, но не давая наполнившим их слезам скатиться вниз.
«Зачем? Зачем потребовалось собирать всех этих людей, чтобы публично отказать мне в посвящении?», — пронеслась в голове Ильнаты мысль. И тут же пришёл ответ: — «Да чтобы спровоцировать меня, заставить выдать свой гнев, совершить какой-нибудь необдуманный поступок, и тем самым дать им повод наказать меня и всю семью. Ну уж нет, такого повода я не дам!».
Лишь День ведает, каких это стоило усилий, но Ильната подавила все эмоции и тихим, почти спокойным голосом ответила:
— Как скажете, Светлейшая! — и поклонилась.
Её мать в тот момент закусила нижнюю губу чуть не до крови: она прекрасно чувствовала, насколько тяжело всё это далось юной дочери, которая, как и все Просветлённые, готовилась к посвящению с детства.
А в душе Ильнаты всё перевернулось во второй раз. Когда девушка шла домой по вмиг переставшим радовать глаз улицам Гиала, ей казалось, что каждый встречный тычет в неё пальцем и тихо смеётся. Грели только ладонь матери, нежно сжимающая её руку, да тепло, исходящее от бока старающейся ступать как можно неслышнее Аламелы. И в какой-то миг Ильната окончательно поняла, что возврата к прежней жизни нет, и быть не может…
Следовало что-то делать, и как можно скорее. После публичного унижения в Обители Света над их семьёй и теми, кто близко с ней общался, нависла безмолвная угроза. Ильната понимала, что с ними могут расправиться в любой момент — без лишнего шума, быстро и жестоко. Расправиться, чтобы навсегда стереть даже память о Сальнире и её роли в их играх. И хотя она не ведала, что это были за игры, но подозревала, что затеяли их сильные мира сего, и пожертвовать несколькими простыми людьми ради собственного спокойствия для них ничего не стоит.
Всё это понимала и её мать.
— Мы должны исчезнуть! — твёрдо сказала она, глядя на всех, кто пришёл в этот день в их дом. — Спрятаться, затаиться. Иначе — погибнем!
Ильната смахнула рукою некстати выступившие слёзы, приказала себе быть сильной и решительно кивнула, соглашаясь с матерью. В просторной гостиной с бежевыми стенами и голубоватым сводчатым потолком кроме девушки и её родителей находились две семьи Просветлённых, с коими их связывали кровное родство и давняя дружба, а также несколько верных слуг. На лицах всех читалась обречённая решимость.
— Как мы выйдем из города? Стража сразу донесёт Светлейшей о столь многочисленной и приметной группе… — подала голос одна из Просветлённых, доводившаяся Ильнате тёткой по отцовской линии.
— Не стоит пытаться выбраться обычным путём, сестра, — ответил отец Ильнаты.
Девушка посмотрела на него:
— Ты о Ином пути, папа? Но нас и впрямь очень много. Сможем ли мы открыть достаточный для всех проход?
— Если все вместе попытаемся, да, — ответила мать. — Всё же нас тут несколько довольно сильных Просветлённых.