Стих и проза в культуре Серебряного века
Шрифт:
Тем не менее современники Блока воспринимали датского романтика прежде всего в контексте скандинавского литературного «бума» рубежа XIX–XX вв., в одном ряду с К. Гамсуном, Г. Ибсеном, А. Стриндбергом, С. Лагерлёф и другими писателями уже следующего литературного поколения, произведения которых активно переводили и читали в России в начале ХХ в. В этом смысле характерно единственное известное нам упоминание датского писателя у самого Блока, вполне нейтральное: в обзоре «Литературные итоги 1907 года», опубликованном в том же году в итоговом номере «Золотого руна», поэт писал: «Выделяем и переводные сборники <…> “Северные сборники” (изд. “Шиповник”: Гамсун, Стриндберг, Лагерлёф, Банг, Якобсен, Ола Гансон)» 317 .
317
Александр Блок. Новые материалы и исследования. Кн. 5 // Литературное наследство. Т. 92. М., 1993. С. 221.
Еще одно упоминание имени Якобсена – на этот раз уже в связи с переводом интересующего нас произведения – обнаруживаем в письме Блока З. Гржебину от 7 марта 1907 г.: в нем поэт обещает перевести новеллу для «Северного сборника» «как можно скорее» 318 .
Перевод Блока, опубликованный
318
Блок А. Переписка. Аннот. каталог. Вып. 1. М., 1975. С. 159.
319
Якобсен Й. П. Новеллы. М., 1909.
320
Франс А. Ночная месса. СПб., 1909. [Сборник новелл трех иностранных писателей].
321
Якобсен Й. П. Выстрел в тумане. СПб., 1910.
Однако лирическая проза датского писателя не оказала на русскую литературу такого влияния, как, например, на немецкую: в ряду авторов, творчество которых в той или ной степени испытало это влияние, называют Р. М. Рильке, С. Георге, Г. Гессе и Т. Манна. Причем первый из них оставил в своих «Письмах к молодому поэту» (1903) чрезвычайно яркую характеристику датского автора и его влияния на собственное творчество:
Из всех моих книг лишь немногие насущно необходимы для меня, а две всегда среди моих вещей, где бы я ни был. Они и здесь со мной: это Библия и книги великого датского писателя Иенса Петера Якобсена. <…> Достаньте небольшой сборничек Якобсена «Шесть новелл» и его роман «Нильс Люне» и начните читать первую же новеллу первого сборника под названием «Могенс». На Вас нахлынет целый мир: безбрежность, и счастье, и непонятное величие мира. Побудьте немного в этих книгах, поучитесь тому, что кажется Вам достойным изучения, но прежде всего – полюбите их. Эта любовь Вам вознаградится сторицей, и как бы ни сложилась Ваша жизнь – эта любовь пройдет, я уверен в этом, сквозь ткань Вашего бытия, станет, быть может, самой прочной нитью среди всех нитей Вашего опыта, Ваших разочарований и радостей.
Если мне придется сказать, от кого я много узнал о сути творчества, о его глубине и вечном значении, я смогу назвать лишь два имени: Якобсена, великого, подлинно великого писателя, и Огюста Родена, ваятеля, который не имеет себе равных среди всех ныне живущих художников 322 .
322
Рильке Р. М. Проза. Письма. Харьков; М., 1999. С. 423.
Меньше месяца спустя, когда корреспондент великого немецкого поэта, немецкий поэт Франц Ксавер Каппус ответил ему, Рильке вновь возвращается в письме к Якобсену, на этот раз вспомнив и прозаическую миниатюру, переведенную Блоком: «В Вашем отзыве о романе 323 “Здесь должны цвести розы” (ни с чем не сравнимом по своей форме и особой прелести), и в Вашем споре с автором предисловия к книге Вы, конечно, конечно же, правы» 324 .
При этом в России, несомненно, было также хорошо известно высокое мнение о Якобсене, высказанное пропагандистом его творчества Г. Брандесом и писателем Г. Бангом. Последний, как известно, заявлял:
323
Переводчик этого письма Г. Ратгауз по ошибке назвал миниатюрный рассказ романом (в оригинале речь идет об этом произведении (dieses Werk)).
324
Рильке Р. М. Проза. Письма. Харьков; М., 1999. C. 425.
Он [Якобсен], как никто из наших современных писателей, умеет замаскировать личность автора, облачив его в костюмы прошедших веков и заставив действовать в исторических обстоятельствах. И если от природы он обладает лирическим даром – а какой писатель, впрочем, не обладает им? – то в своем творчестве он объединяет начала лирическое и прозаическое 325 .
Посмотрим, как это соединение начал выразилось в прозе Якобсена и Блока, в которых отчетливо проявились «структурные принципы стихоподобной прозы, каковой достаточно часто оказывается проза поэта» 326 .
325
Банг Г. Й. П. Якобсен / пер. А. Сергеева и А. Чеканского // Писатели Скандинавии о литературе: Сб. статей / сост. К. Мурадян. М., 1982. С. 24.
326
Орлицкий Ю. Стих и проза в русской литературе. Воронеж, 1991. С. 35–55.
Можно говорить о проявлении стихоподобия на разных уровнях организации текста: это прозиметризация, метризация, строфизация, звуковая организация по стиховому типу и тяготение к минимальным формам (прозаической миниатюре) 327 . В той или иной мере все эти признаки характерны для прозы как Якобсена, так и Блока 328 , что, несомненно, сближает двух этих мастеров лирической, поэтической прозы. При этом на первом плане оказываются два первых, наиболее очевидных признака.
327
Орлицкий Ю. Стих и
328
Орлицкий Ю. Стиховое начало в критической, эпистолярной и дневниковой прозе А. Блока // Александр Блок и мировая культура. Новгород, 2000. С. 116–124.
Якобсен (что вообще характерно для писателей-романтиков) достаточно часто цитирует стихи в своей прозе, особенно малой: так в знаменитом рассказе «Могенс» обнаруживаем три стихотворные цитаты, в новеллах «Et Skud i Taagen» («Выстрел в тумане», 1875) и «To Verdener» (1879) – по одной. Причем большинство перечисленных фрагментов – достаточно протяженные, что особенно заметно в условиях короткого текста. Нередко появляются стихотворные цитаты и в романах Якобсена.
У Блока прозиметричными, по сути дела, являются все драмы, сочетающие в рамках одного текста стихотворные и прозаические фрагменты. Кроме того, Блок достаточно часто цитирует силлабо-тонические стихи в своих письмах (прежде всего, к Белому), рецензиях и статьях. Например, в небольшой рецензии Блока на Первую симфонию Белого, написанной в 1904 г., содержится три цитаты из стихов В. Соловьева. Немало цитат – на этот раз из собственных ранних стихов – обнаруживается в набросках к предполагавшимся автокомментариям к «Стихам о Прекрасной Даме», вошедших в дневниковые записи 1910 г., содержащие воспоминания о жизни и стихах 1897–1910 гг., а также в драмах поэта 329 .
329
Подробнее об этом см.: Орлицкий Ю. Б. Прозиметрия в драмах Блока // Шахматовский вестник. Вып. 9 / отв. ред. И. С. Приходько. М., 2008. С. 128–138.
Особая ритмичность прозы Якобсена, главным образом в лирических отступлениях, отмечается практически всеми. Так, отечественный скандинавист В. Неустроев в предисловии к русскому изданию романа «Фру Мария Груббе» замечает: «Иногда в прозу он вносит метрические размеры, стремится к передаче свойственных собственной лирике настроений и колорита» 330 ; в предисловии в «Нильсу Люне» он находит у Якобсена «ритмическую прозу», которая «приходит на смену» «громоздкому, даже чуть-чуть “неуклюжему” в своей простоте языку»; по его мнению, это объясняется тем, что «Якобсен и в прозе – поэт. <…> Его роман в большой степени образец той <…> “прозы поэта”, которую вполне узнал уже только наш век» 331 .
330
Неустроев В. Роман «Фру Мария Груббе» и его автор // Якобсен Й. П. Мария Груббе. М.; Л., 1962. С. 7.
331
Неустроев В. Предисловие // Якобсен Й. П. Нильс Люне. М., 1976. С. 6–7.
Причем механизм создания этой ритмичности – тоже в первую очередь силлаботонизация. Так, уже в переводе «Нильса Люне», выполненном опытной Верой Спасской, известной переводчицей Ибсена, Брандеса и Лагерлёф, для издания 1911 г., отчетливо заметны описанные Неустроевым переходы от простой, неметризованной прозы к организованной по силлабо-тоническому принципу:
Ему представлялось, что он мыслит так мечтательно спокойно, // и он удивлялся // водворившейся в нем тишине, но не вполне верил в эту тишину; в глубочайших недрах его существа что-то как будто совсем тихо, но беспрерывно кипело, – било ключом, бродило и теснилось, но совсем далеко, далеко. / Ему чудилось, будто он ждет // чего-то, что придет из отдаления, – / отдаленной музыки, которая постепенно приблизится, звуча и рокоча, пенясь и звонкими раскатами закрутит она его в своем вихре, подхватит его неизвестно как, понесет его неизвестно куда, нагрянет, как в поток, будет клокотать, как бурун, и тогда…
Но теперь он был спокоен, – вот только это трепетное пение вдали – всё остальное в нем было мир и ясность.
Он любил… Громко говорил он себе, что любит. Много раз это повторял. В этих словах была такая удивительная интонация достоинства, и они так много означали. Они означали, что он уже не пленник всех тех фантастических влияний детства, не игралище / немых томлений и туманных грёз, / что он бежал из этой страны эльфов, выросшей вместе с ним и вокруг него, обвившей его сотней объятий, сотней рук закрывшей ему глаза. Он вырвался из-под ее цепкой власти и завоевал самого себя; если даже она будет преследовать его, притяжением безмолвных звуков, умолять его возвратиться, белыми одеждами будет манить его к себе, сила ее мертва теперь; она сон, убитый светом дня, // рассеянный солнцем туман. Ибо не день ли, не солнце ли, не весь ли мир его молодая любовь! Не щеголял ли он раньше в пурпуре несотканной славы, не величался ли на невоздвигнутом троне? Но теперь! Он стоял на высокой горе и окидывал взором // широкую равнину мира, жаждущего песен мира 332 .
332
Якобсен Й. Нильс Люне / пер. В. Спасской. М., 1911. С. 96–97.
Еще более заметна метризация в новейшем переводе этого романа, выполненного Е. Суриц (приводим только метризованные отрывки из того же лирического отступления):
Он был спокоен, он сам удивлялся… но не очень ему доверялся; / что-то тихонько бурлило на дне души; он будто ждал, когда же донесется / издалека… вот она близится, вот зазвучит, заискрится… застигнет, закружит, подхватит / его, понесет, накроет волною, затянет.
Он полюбил. Он даже вслух… Что он уже непленник детских / фантазий… немых томлений, мутных снов… пусть безмолвно молит воротится… Теперь он стоял на высокой горе… пока еще листка не шелохнуло, / волны не замутило… Он знал это твердо, как знает лишь тот… 333
333
Якобсен Й. П. Нильс Люне / пер. Е. Суриц. М., 1976. С. 68.