Стихи (сборник)
Шрифт:
Не мелкий бес, а дьявол!
В лихие времена
Кровавый бал он правил,
Как полный сатана...
Все так... А вот, однако,
Не знаю почему,
Несчастная собака
Тоскует по нему.
Какою мерой мерить
Судьбу и суть свою?
И почему не верить
Безгрешному зверью?
И что мы, в общем, значим?
Мне черт-те сколько лет —
Ни дачи, ни удачи,
Собаки
А вроде жил не праздно,
Не знал без строчки дня,
И не подлец. А разве
Любили так меня?
...Пес лает до упаду —
Хоть кайся, хоть реви,
Хоть сочини балладу
О странностях любви.
1972
ДЕРЖАВИНСКОЕ
В провинциальном граде Ужице
Я увидал, как слава рушится.
Хоть в сорок первом против вермахта
Держался город этим именем,
Сегодня прошлое отвергнуто,
А имя проклято и сгинуло,
И даже памятника нет,
И не осталось пьедестала,
И государственный секрет,
Где прежде статуя стояла.
Истории перелицовка,
Как всюду, начата с вождя,
Тем более он — полукровка,
Не главной нации дитя...
А сорок лет страной владел!
Запуганные им до робости,
Не замышляли передел
Республики, края и области.
Отвергнутый московской школой,
От гибели на волоске,
Крутой апостол власти голой,
Он тоже строил на песке.
...В гостинице промерзшей в Ужице
Я нынче думаю всю ночь
О низости его и мужестве,
И ужаса не превозмочь.
Ни перед кем не унижался,
Чуть что — вздымался на дыбы!
...Но вечности жерлом пожрался
И общей не ушел судьбы.
СПОР
В спор не надобно кидаться,
Без него поймёшь:
Родина и государство —
Не одно и то ж.
Присягнув гербу и флагу,
Не затянешь гимн
И в атаку, и на плаху
Не пойдёшь с таким.
Родина — любовь и память,
Проза, стих и песнь…
Много мог ещё добавить,
Места нету здесь.
А ещё — овраг и поле,
Роща и река,
А ещё — тоска и воля,
Воля да тоска.
Только больше неохота
Зря словами трясть.
Родина — всегда свобода,
Государство — власть.
1988
РЕПЕРТУАР
В стародавние свинские,
Клятые времена
Причитанья Вертинского
Не пленяли меня.
Не ценил я иронии
(Видно, не понимал),
В примитивной гармонии
Отыскал идеал.
Петр Семенович Лещенко
Щедрой мерой своей
Лил в души моей трещины
Бедных песен елей.
Сам любого несчастнее,
СМЕРШем пущен в расход,
Про торговку пел частную
И кирпичный завод.
Ну, а я, неприкаянный,
Отвергая режим,
В центре, как на окраине,
В главном городе жил.
Вечно сыт неудачами,
Умножая долги,
Истреблял на горячие
Бублики — пятаки.
Но душа моя верила,
Почему — не пойму,
Что отрада ждет в тереме,
А точней — в терему.
* * *
В стране банкротов и воров
Ни жизнь не защитишь, ни кров
И малышню, и молодежь
От лжи и бездны не спасешь.
Страна господ, страна бомжей,
Страна всеслышащих ушей,
Осатанев от мин и бомб,
Не хочет побороть апломб.
ДОЛГОЛЕТИЕ
В этом веке я не помру.
Так ли, этак — упрямо, тупо
Дотащусь, но зато ему
Своего не подсуну трупа.
Двадцать первый — насквозь чужой,
С крематорием чем-то схожий...
Не приемля его душой,
Подарю ему кости с кожей.
От недоли хоть волком вой,
Только все-таки жить охота.
Потому доползти позволь
До две тыщи первого года.
Мне бессмертье не по плечу,
Потому и шепчу с надсадом:
— Пожалей меня — не хочу,
Не могу помирать в двадцатом.
Выдай крови и выдай сил,
Долголетия выдай, донор!..
Все равно я все упустил,
Все равно молодым не помер.
1973
АННЕ АХМАТОВОЙ
Ваши строки невесёлые,
Как российская тщета,
Но отчаянно высокие,
Как молитва и мечта,
Отмывали душу дочиста,
Уводя от суеты
Благородством одиночества
И величием беды.
Потому-то в первой юности,
Только-только их прочёл —
Вслед, не думая об участи,
Заколдованный пошёл.