Стихийное бедствие
Шрифт:
Мамедов был отличным исполнителем, но однажды он допустил промах. Один из смерткиков выжил и. ускользнул из его рук. Это его пушки и ракеты стреляют сейчас на подступах к городу. Пушки и ракеты Сулеймена Рахимова. — Максим похлопал Ташковского по плечу. — Арипов не простил это Мамедову. И знаете, что с ним случилось?
Ташковский сидел вжав голову в плечи. И, посмотрев затравленно на Максима, с трудом произнес.
— Откуда я знаю?
— И никто не знает. Мамедов исчез. Как сквозь землю провалился. Или испарился. По-моему, его просто закопали где-нибудь под барханом Возможно, даже живым. Это у них тоже в порядке вещей.
— Но ведь
— Неудивительно, что вы ничего не заметили. У людей, подобных Мамедову, мозг разбит на ячейки.
Если кто-то из обычных людей убьет человека, то останется с этим на всю жизнь. Будет заниматься самоедством и самобичеванием. Но с Мамедовыми все иначе. Они убивают людей и тут же забывают об этом. Эта жизненная ячейка словно выпадает из их памяти, выключается навечно. Поэтому они всегда готовы убивать. И это ни в коей мере их не беспокоит и не сказывается на дальнейшей жизни.
— Господи, — Ташковский схватился за голову, — я ловил рыбу с убийцей.
— Больше уже не будете ловить, — жестко произнес Максим. — Вы вообще ни с кем и никогда больше не будете ловить рыбу, если мы не выберемся отсюда.
— Но тогда зачем здесь наши вояки? Дармоеды!
Неужели нельзя навести порядок в этом гадючнике?
— Не трогайте армию, если ни черта в этом не понимаете! — Максим окинул Ташковского брезгливым взглядом. — Вы не видите дальше собственного носа! Но стоит вам получить щелчок по лбу, как тут же орете «Караул!» и бросаетесь за помощью к военным. А они, к вашему сведению, придерживаются здесь политики невмешательства. — Он исподлобья посмотрел на Ташковского. — Или вы желаете, чтобы Россия повторила печальный опыт войны в Афганистане? И потом, свободу нельзя поднести людям на блюдечке, они сами должны ее взять. Рахимов это знает и, похоже, кое-чего уже добился… — Максим взглянул на поникшего Ташковского. — Вы хотели украсть нашу машину, не так ли? Не солдаты, а именно вы хотели угнать ее, чтобы скрыться в одиночку? Я прав?
Ташковский растерянно улыбнулся и развел руками.
— Я зашел в вестибюль, когда вы разговаривали с Костиным. Услышал про землетрясение, испугался и подумал, что нужно поскорее удирать из города.
— И вы решили бросить остальных на произвол судьбы?
Ташковский горестно глянул на Максима и едва заметно кивнул.
— Не понимаю. — Максим посмотрел на него с сожалением. — Я этого не понимаю. Вы — писатель, известная личность. Человек с железной волей, с которым, как я полагаю, никто не может сравниться в стрельбе, борьбе, пилотировании самолета. Что случилось с вами?
Ташковский почти упал на грязный матрац на полу, отвернулся к стене и сдавленно произнес:
— Идите вы к дьяволу!
Максиму показалось, что он вот-вот зарыдает.
Глава 12
За ними пришли часа через четыре. Вытащили из камеры и погнали куда-то по коридору. Стены кабинета, куда их привели, были серо-зеленого цвета. Он был голым и мрачным, как и все подобные кабинеты. И так же обычен, как и фигура сидящего за столом человека. Темные с прищуром глаза и равнодушный взгляд можно встретить в любой точке земного шара, там, где одни люди пытаются упрятать за решетку других людей. И будь они хоть раскосые, хоть темнокожие, хоть рыжие,
Человек долго и бесстрастно разглядывал арестованных, затем, почти не повернув головы, произнес в темноту за своей спиной:
— Дурак! Они мне нужны поодиночке. Уведи вот этого!
Он ткнул авторучкой в Максима, и того немедленно вывели из кабинета и вновь водворили в камеру.
Щелкнул ключ в замке, и Максим остался один.
Опустившись на матрац, он стал размышлять о том, что может с ним произойти, если он попадет в руки молодчиков Садыкова. Но это странным образом его почти не беспокоило. А вот саднящее чувство вины, которое он испытывал с того самого момента, когда в порыве отчаяния сообщил службе охраны гостиницы, что Ксения стащила у него бумажник, стало еще сильнее. Он ощущал необъяснимое волнение. И стоило ему подумать, что Ксения наверняка еще жива и, вполне возможно, вспоминает прошедшую ночь и то, что произошло между ними, как Максима затрясло словно в лихорадке, на лбу выступил холодный пот. Он выругался шепотом, но без прежней злости, потому что понял, как сильно ему хочется вновь встретиться с ней, живой и здоровой. Только вряд ли он доживет до рассвета, если Садыков узнает, что за птица залетела в его клетку. Одна надежда на Рахимова…
Максим прислушался. Похоже, пушки не возобновляли стрельбы, и он не имел представления, где сейчас находятся войска оппозиции. Если Рахимов в самом скором времени не захватит Ашкен, Максима в лучшем случае расстреляют, в худшем — он повторит судьбу Мамедова. Но есть и третий вариант: погибнуть под развалинами, когда начнется землетрясение.
Внезапно он почувствовал страшную усталость.
Казалось, если не заснет сейчас, то сойдет с ума.
Максим не стал противиться организму, вытянулся на матраце и заснул.
Его грубо разбудили, когда серый рассвет забрезжил в оконце под потолком и в камере стало немного светлее. Снова повели по коридору и грубо втолкнули в ту же самую мрачную комнатенку с грязными стенами. Ташковского в ней не было, а сидящий за столом человек вытер лоснящуюся физиономию носовым платком и улыбнулся:
— Входите, господин Богуш. Присаживайтесь.
Это звучало не как приглашение, а как приказ.
Максим сел на жесткий стул и положил ногу на ногу, попытавшись сделать это как можно более непринужденно. Человек едва заметно усмехнулся и заговорил по-русски почти без акцента:
— Я — следователь военной прокуратуры, Нураев. Как вы находите мой русский, господин Богуш?
Я ведь преподавал его почти десять лет, пока не за кончил в Ашхабаде юридический факультет университета.
— Прекрасный русский, — пожал плечами Максим.
— Очень приятно, — улыбнулся следователь, продемонстрировав целый ряд золотых зубов. — Надеюсь, мы поймем друг друга. Когда вы последний раз встречались с генералом Катаевым?
— Я слишком мелкая сошка, чтобы встречаться с генералами, — усмехнулся Максим.
— А с Верьясовым? Советником посла Сергеем Верьясовым?
— Тем более. Я просто не знаю такого человека.
Нураев смерил его тяжелым взглядом исподлобья и перевел его на лежавший перед ним лист бумаги.
Не поднимая глаз, спросил:
— Когда вас завербовала американская разведка?
— Черт возьми! — взорвался Максим. — Что за чепуху вы несете, милейший?
Нураев резко поднял голову и злобно посмотрел на Максима:
— Значит, вы состоите в российской? Вы русский шпион?