Стихийное бедствие
Шрифт:
Максим перешагнул на небольшой, шириной с его ступню, выступ, уцепился руками за стену и посмотрел в сторону площади напротив разрушенного здания, теперь усеянной десятками трупов. Разглядеть подробнее мешали деревья: многие из них были выворочены с корнями, другие стояли с обрубленными кронами. Обломки ветвей устилали землю, прикрывали трупы и несколько грузовиков, над которыми струился сизый дымок. Несло кошмарным запахом горелой резины и пороха. Все вокруг было неподвижно, если не считать этого дыма да шевеления листвы на искореженных деревьях. Особенно много трупов
Максим оглянулся назад: Ксения осторожно спускалась вниз, хватаясь за выступы кладки и ставя ноги на место вывалившихся или разрушенных кирпичей. Посмотрев влево, он увидел болтающуюся на одной петле дверь соседней камеры и вспомнил о Ташковском. Крикнув Ксении, чтобы оставалась на месте и дожидалась его, Максим прошел по выступу до соседней стены и перепрыгнул на бетонную плиту. Теперь добраться до двери было минутным делом, и вскоре он очутился в коридоре тюремной части здания. Здесь все было цело. Если не считать толстого, слоя пыли под ногами, других признаков, что здание почти целиком разрушено, здесь не наблюдалось.
Максим шел по коридору и громко звал Ташковского. Ему отвечали, но это были чужие голоса заключенных.
— Заткнитесь! — крикнул он и выругался. Голоса смолкли.
Максим опять позвал Ташковского и едва расслышал ответный голос из комнаты рядом с кабинетом Нураева. Он осмотрел дверь. К счастью, это была не камера, и проникнуть в нее не составило особого труда. Максим подобрал валявшийся рядом тяжелый огнетушитель и, используя его как таран, разбил дверную панель в щепки, выбил замок и вломился в комнату.
Ташковский лежал на кровати. Руки и голова его были перевязаны. Глаза заплыли от кровоподтеков, губы распухли.
— Господи боже мой! — произнес потрясенно Максим. — Что они с вами сделали?
Ташковский с трудом приподнял голову и попытался улыбнуться.
— А себя-то вы видели? — спросил он чуть слышно, едва шевеля разбитыми губами.
— Вставайте, — приказал Максим. — Надо скорее уходить отсюда. Со мной женщина. Она дожидается нас внизу.
— Я не могу. — Ташковский выругался. — Они, кажется, привязали меня к кровати.
Действительно, две широкие ленты охватывали его поперек туловища, а узлы прятались под кроватью. Пришлось Максиму нырять под кровать и развязывать их.
— Что случилось после того, как они избили вас? — спросил он, помогая Ташковскому подняться с кровати.
— Чертовски Странная вещь, — ответил Ташковский, кряхтя от боли. Кажется, его били не только по физиономии. Все тело ныло, словно по нему промчался табун лошадей. — Я очнулся в чистой постели. Сначала подумал, что меня освободили наши и я лежу в госпитале. Потом смотрю, нет, по-прежнему в камере, правда, получше, чем та, где мы были вместе. Только не пойму, зачем им это понадобилось?
Максим ухмыльнулся:
— Кажется, это я заставил Нураева поиметь
— Но они, видно, побаивались, что я сбегу. — Ташковский окинул взглядом Максима и подал ему руку. — Спасибо, что не оставили меня. Я все время смотрел в потолок и ждал, когда на меня свалится снаряд. К тому же кровать подо мной трясло с такой силой, что я даже почувствовал приступ морской болезни.
— Это уже не от стрельбы, — пояснил Максим, подавая ему одежду, которая была развешена на спинке кровати. — Было несколько довольно сильных подземных толчков. Балла три-четыре, наверное. Если бы чуть больше, мы б отсюда не выбрались.
— Честно сказать, я ничего не понял. Знаете ли, одинаково страшно умирать и от взрыва, и под обвалившейся стеной. — Он поднялся на ноги и смущенно обратился к Максиму. — Помогите натянуть брюки. Я со своими руками не смогу надеть их. — Ташковский скрипнул зубами и опять выругался. — Ох, как мне хочется встретиться с этим ублюдком Нураевым. Уж я бы показал этой скотине!
— Как ваши ноги? — спросил Максим, помогая Ташковскому одеться.
— Да вроде двигаются.
— Придется спускаться вниз. Совсем немного, на первый этаж. Надеюсь, вы сможете. Пошли.
Они выбрались в коридор.
— Здесь есть камера, от которой осталась одна стена, — кивнул в глубину коридора Максим. — Нам туда.
В этот момент прозвучал выстрел. Он громким эхом прокатился по коридору. Пуля ударила в стену над головой Максима, осыпав его каменной крошкой. Он стремительно пригнулся и, повернув голову, увидел, как, спотыкаясь, следом за ними бежит Нураев. Мундир его превратился в тряпки, правая рука болталась, как плеть, очевидно сломана. Он держал пистолет в левой и оттого, не смог хорошо прицелиться. Вторая пуля тоже прошла мимо. Максим сильно толкнул Ташковского и крикнул:
— Туда! Бегом!
Тот пробежал несколько метров до болтавшейся двери, рванулся в нее и замер от неожиданности, едва не сорвавшись вниз.
А Максим тем временем медленно отступал в его сторону, не спуская глаз с Нураева. Тыльной стороной ладони, в которой сжимал пистолет, Нураев стер кровь с переносицы и, уставившись на Максима полубезумными глазами, стал целиться в него. Пистолет ходил ходуном в его руке, челюсть тряслась от напряжения. Максим нырнул в дверь бывшей камеры. Следом раздался выстрел, и пуля, отчетливо щелкнув, вошла в дверной косяк.
— Давайте сюда! — завопил Ташковский, и Максим перепрыгнул на карниз рядом с писателем.
— Если этот придурок сунется сюда, нам придется прыгать, — пробурчал он сердито и посмотрел вниз. Ксения помахала ему из-за кучи щебенки. В руках она что-то держала. Но из-за пыли, до сих пор висевшей в воздухе, он не понял — что именно.
Возможно, кусок кирпича, чтобы защищаться… Он посмотрел на писателя и усмехнулся. — Что ж, ноги можно переломать где угодно, почему бы здесь не попробовать. — Его пальцы нащупали в стене непрочно державшийся кирпич, и тут же он оказался в его руке, увесистый обломок с остатками застывшего на нем цемента.