Стихотворения и переводы

Якушева Любовь

РИФМА

Губы, моей любви отгоревшей стража, руки, путы лет, улетевших без счета, в мире живом лица моего пропажа, птицы… деревья… охота… Тело чернеет в жару как гроздь винограда, тело, корабль мой, куда ты отправиться хочешь? После полудня, когда задохнулась прохлада, я устаю в бесконечных поисках ночи. (И жизнь с каждым днем все короче.)

ЕЛЕНА

“В Платрах не дают тебе спать соловьи.” Ты, застенчивый соловей среди лиственных вздохов, даришь певучую влагу лесов телам и душам расставшихся и тех, кто уверен, что уже не вернется. Слепой голосок, осязаемый памятью, словно шаги и касанья, я б не решился сказать поцелуи; и беспомощный бунт разъяренной рабыни. “В Платрах не дают тебе спать соловьи.” Что

это — Платры? Кто видел этот остров? Я всю свою жизнь небывалые слышал названья: новые города и безумства людей и богов; моя судьба, бушевавшая между смертельным оружьем Аякса и каким-то другим Саламином, принесла меня к этому берегу. Луна выходила из моря, как Афродита. Вот заслонила звезды Стрельца, вот направляется к Скорпионову сердцу и все изменяет. Так где же правда? Я тоже был на войне стрелком, И в этом суть для тех, кто промахнулся. О соловей, певец! Такой же ночью на берегу Протея тебе внимали спартанские рабыни, вплетя в песню стоны и среди них — кто б мог сказать! — Елена! Та, за которой мы годы гонялись по Скамандру. Она была там, на губах у пустыни. Я подошел и она закричала: “Это неправда, неправда! Я никогда не всходила на синий корабль, я никогда не ступала на землю воинственной Трои!” Глубокий лиф, и солнце в кудрях, и эта осанка, тени и блики повсюду, на плечах, на коленях, на бедрах, живая кожа, глаза с тяжелыми веками. Она была там, на родном побережье. А в Трое? А в Трое лишь призрак. Парис с тенью ложился в постель, словно с живым существом, и мы десять лет погибали из-за Елены. Огромное горе постигло Элладу. Столько раздроблено тел челюстями земли и воды, столько душ размолото жерновами, словно пшеница! Реки вздулись от жижи кровавой ради льняных колыханий, ради дрожания бабочки, ради лебяжьей пушинки, ради пустой оболочки, ради Елены. Может быть, даже мой брат? Соловей, соловей, соловей… Что есть Бог? Что не-Бог? И что посредине? “В Платрах не дают тебе спать соловьи.” Заплаканная птица, сюда, на Кипр, лелеемый волнами и воскрешающий в душе отчизну приплыл я с этой сказкой, если правда, что это сказка, и люди снова не попадутся в старую эту ловушку; если правда, что некий новый Тевкр спустя десятилетья, или Аякс, или Приам, или Гекуба, или какой-то неизвестный безымянный, увидевший забитый трупами Скамандр, вновь не услышит вестников, пришедших объявить, что столько боли, столько жизней пропало в бездне из-за бесплотной тени, из-за Елены.

КОНСТАНТИНОС КАВАФИС

ОКНА

Здесь, в этих темных комнатах, где длятся мои тягостные дни, я шарю по стенам, чтобы найти окно. Открытое окно мне будет утешеньем. Но окон нет. Или я не умею их отыскать. Но может быть, и лучше, что я не нахожу их. И может быть, свет стал бы для меня еще одним насилием. Кто знает, какие новые событья он покажет.

СВЕЧИ

Стоят перед нами будущие дни чредою выжидающих свечей — живых, горящих, золотистых. Дни прошлые остались позади: ряд горестных свечей погасших. Те, что вблизи, еще чуть-чуть дымятся, оплывшие, холодные, кривые. Я не хочу смотреть, их вид меня печалит, печалит мысль об их начальном свете. Гляжу вперед на золотые свечи. Нет, я не оглянусь, чтоб ужаснуться, как быстро потемневший ряд длиннеет, как быстро множатся погаснувшие свечи.

КОСТАС ВАРНАЛИС

СЕРДЦЕ, ДЕРЖИСЬ

Смерть, меня корчуешь снова, — Я как дерево стою. Не набросишь ты покрова на живую жизнь мою. Не сведешь меня в могилу, мне сраженье по плечу, и пока еще есть силы, я сдаваться не хочу. Пусть немало почвой этой Выпито кровавых рек, но лишь вспыхнет искра света — ждет спасенья человек. Не хочу, чтобы другие шли к вершине без меня, чтоб боролись со стихией без меня мои друзья. Будем праздновать все вместе первый солнечный восход, и своих посланцев чести к нам пришлет любой народ. Враг людей ненасытимый, прочь с пути, грядет Весна! Все мы — словно ствол единый, Вся Земля — одна Страна!

ЧЕТЫРЕ ОШИБКИ “НЕИЗВЕСТНОГО”

Ошибка первая: ты — раб с начала жизни. Вторая: рабский век владел твоей судьбой. Ошибка третья: ты старался быть собой. Четвертая: врагу не продавал Отчизны. Когда б ты жил как все, — пусть даже нищим рваным, — ты не был бы убит, не стал бы безымянным. Ты не таскал бы на себе проклятья гири, а мог бы стать подобным первому визирю! Не оскорбляли бы тебя дельцы наживы, кладя на гроб венок роскошный и фальшивый. Но, сам палач, сам черный среди черных, в наградах высших ты купался б — и позорных!

ОДИССЕАС ЭЛИТИС

ГЕРОИЧЕСКАЯ И СКОРБНАЯ ПЕСНЬ

О МЛАДШЕМ ЛЕЙТЕНАНТЕ,

ПОГИБШЕМ В АЛБАНИИ

(ОТРЫВОК)

…Вот он лежит на опаленной шинели С ветром, остановившимся в волосах, С веточкой руты у левого уха. Он похож на сад, внезапно покинутый птицами, На песню, кем-то задушенную в темноте, На часы гонца, которые остановились, Едва взлетели ресницы: “Будьте здоровы, ребята!” И время попало в окаменевший тупик… …Вот он лежит на опаленной шинели. Его окружают столетия мрака, Собачьи скелеты охраняют зловещую тишину, И время, когда оживают окаменелые голуби, В слух обратилось. Солнце сгорело, оглохла земля, Но никто не слышал последнего крика. Мир опустел с последним криком. Под пятью кедрами — других свечей нет — Он лежит на опаленной шинели: Пустая каска в пятнах крови Рядом с его полумертвой рукой, А между бровей Маленький горький родник — отпечаток судьбы, Маленький, горький, красно-черный родник, Где застывает сознанье! О не смотрите, о не смотрите туда, Откуда уходит жизнь. Не говорите, Как высоко поднялся дым его сна, — Еще один миг, еще один, Еще один миг перешел в другой — И вечное солнце вдруг осветило мир!

" Солнце, разве ты не было вечным? "

Солнце, разве ты не было вечным? Птица, разве ты не была подобием счастья, паря в небесах? Ты, ослепительный свет, боялся их туч? И ты, сад поющих цветов, И ты, свирель из корня магнолии! Но вот словно дождь сотрясает крону, И беспомощно тело чернеет под гнетом судьбы, Ветер и снег хлещут безумца, Глаза наполняются влагой соленой, Потому что орел вопрошает: “Где паликар?” — И в небе мечутся птицы: “Где паликар?” Рыдая, мать вопрошает: “Где мой сын?” — И все матери ищут: “Где дитя?” Потому что друг вопрошает: “Где мой брат?” — И все товарищи ищут: “Где меньшой?” Снег возьмут — обжигает, Руку возьмут — леденит, Хлеба нельзя откусить — кровью сочится кусок, В небо глядят — небо чернеет, — Тысячу раз потому, что не греет смерть, И мерзок подобный хлеб, И черный провал в том месте, Где когда-то сияло солнце.

" Так скажите же солнцу: пусть ищет другую дорогу "

Так скажите же солнцу: пусть ищет другую дорогу, Если хочет, чтоб не померк его огненный круг, Потому что отчизна его под землею темнеет, Или пусть заново в месте другом Одарит землей и водой сестренку Элладу! Так скажите же солнцу — пусть ищет другую дорогу И больше не вопрошает свою ромашку; Ромашке скажите — пусть будет невинна иначе, Так, чтоб ее не коснулись нечистые руки! Дикие голуби, выпорхните из рук, Не оставляя в них ощущения жажды, Подобно сладкому пенью небес в полой ракушке. Спрячьте приметы отчаянья, Несите из буйных садов отваги Розовые кусты, где его дыханье порхает. Нимфой-мотыльком, Которая меняет одеянья, как ткань атласная Меняет цвет на солнце, Когда хмелеют в золотой пыли жуки, Когда стремительно несутся птицы услышать от деревьев, Какого семени побег стал опорой прославленному миру…

1969 год — год окончания музыкального училища

" Нам, не умевшим сердце побороть "

Нам, не умевшим сердце побороть, ужель рассудочность придет на помощь, и в час счастливый ты печально вспомнишь о том, что несовместны дух и плоть? О, не тужи! Печали — на века, но долговечней и светлей тревога о двойнике, а времени немного отпущено: обидно коротка вся жизнь для поисков родной души. Глядим, глядим в глаза случайным встречным и слушаем случайные их речи… О, не тужи, но перевороши золу и пепел и найди тайник — родник огня для нового пожара, волна тепла перебежала черту запрета, и возник двойник пусть на минуту, месяц или год — мгновенья эти ста столетий стоят. Так возникает самое простое. Горит и гаснет. Гибнет и живет.