Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется
Шрифт:
— Ну-ка. подвинься, маленькая, — крикнул один, толкая камень рукой.
Но вот раздалась команда строителя, и все утихло. На многолюдной площади слышно было только человеческое дыхание и щебетание щегла в клетке.
— А ну, двигайте! Раз, два, три! — крикнул строитель.
Десять шестов, как десять огромных пальцев, подхватили камень с обеих сторон, и он медленно пополз по каткам. Послышался тяжелый хруст щебня, которым была усыпана дорожка.
— Урра! Гей! Нажми на него, пускай двигается! — закричали весело рабочие.
— Еще! — раздавался голос строителя.
Рабочие снова натужились. Снова захрустел щебень, заскрипели катки, и камень, будто огромная черепаха, медленно пополз
— Да! Что ни говорите, а все-таки человек— господин природы! Нет такой силы, которую бы он не преодолел. Рот скала, тяжесть, а и та движется по его велению.
— И особенно прошу заметить, — добавил «сосед»: — какая сила в единении людей! Соединенными силами творят чудеса! Разве один человек смог бы сделать что-нибудь подобное?
— Да, да, соединенными силами! Это великие слова! — ответил Леон.
— Урра! Дружно! А ну! — весело кричали рабочие.
Камень уже был над ямой, неподвижно лежал на двух перекладинах, которые своими концами глубоко врезались в землю под его тяжестью. Однако предстояла самая трудная часть дела — опустить камень на дно котлована.
— А ну, ребята, живо, к шестам! — командовал строитель.
Рабочие мигом заняли свои места по обеим сторонам рва и поддели пять пар рычагов под камень.
— Под ребра его! Так, чтобы у него сердце подпрыгнуло, — шутили рабочие.
— А теперь поднимайте кверху! А как только перекладины будут отброшены в сторону и я крикну: «Ну!» — все разом вытаскивайте шесты и прочь от ямы! Понимаете?
— Понимаем!
— Только все сразу! Если кто запоздает— будет беда.
— Ну, ну! — крикнули рабочие и дружно налегли на шесты, чтобы приподнять камень.
И в самом деле, он медленно, будто нехотя, отделился от перекладин, на которых лежал, и поднялся на несколько дюймов вверх. У каждого невольно замерло сердце. Рабочие, посинев от натуги, держали камень на рычагах над ямой, ожидая, пока веревками вытащат из-под него перекладины и строитель даст сигнал выхватывать шесты.
— Ну! — крикнул вдруг строитель среди всеобщего молчания, и девять рабочих вместе с шестами метнулись в противоположные стороны. А десятый? Вместе с глухим грохотом камня, падающего на приготовленное для него место, все услышали глухой душераздирающий крик.
— Что такое? Что такое? — раздались голоса.
Все начали снова проталкиваться вперед, шуметь и расспрашивать, что случилось.
Борислав смеется
Случилась простая вещь. Девять рабочие выхватили одновременно свои рычаги из-под камня, а десятый — помощник каменщика Бенедя Синица — не успел сделать этого во время. Одна секунда опоздания, но эта секунда могла его погубить. Камень всей своей тяжестью рванул рычаг и вырвал его из рук Бенеди. Рычаг ударил его — счастье, что не по голове, а только в бок. Бенедя вскрикнул и замертво упал на землю.
Густым клубом взлетел вверх песок в том месте, где упал с размаху рычаг. Рабочие в смертельной тревоге бросились к Бенеде.
— Что это? Что такое? — спрашивали гости. — Что случилось?
— Шестом убило человека.
— Убило? Боже! — послышались возгласы дам.
— Нет, не убило, жив! — раздались голоса рабочих.
— Жив! А! — перевел дух Леон, которому крик Бенеди, словно клещами, сжал сердце.
— А сильно искалечен?
— Нет, не очень! — Это был голос строителя, который при этом происшествии внезапно почувствовал,
Толпа шумела и теснилась вокруг искалеченного. Дамы охали и визжали, гримасничая и выставляя напоказ свою чувствительность и мягкосердечие. У Леона все еще что-то глухо шумело в голове, и он не мог собраться с мыслями. Даже щегленок в своей клетке жалобно пищал и порхал по углам, как будто не в силах был смотреть на человеческое страдание. А Бенедя все еще лежал неподвижно, посиневший, без чувств, с крепко сжатыми зубами. Рычаг задел его острым суковатым кондом за бок, прорвал фартук и рубаху и врезался в бедро, из которого лилась кровь. Но рычаг угодил ему и немного выше, под ребра, отчего у него на минуту прервалось дыхание.
— Воды! Воды! — кричали рабочие, стараясь привести Бенедю в сознание и перевязать ему рану.
Принесли воды, перевязали рану и остановили кровь, но привести его в чувство не могли. Удар был слишком сильный и пришелся в опасное место.
Над толпой снова нависла туча тревоги.
— Заберите его, вынесите на улицу! — крикнул наконец Леон. — А не то отнесите домой и позовите доктора!
— Живо, живо! — подгонял строитель.
В то время как двое рабочих взяли Бенедю за руки и ноги и понесли сквозь толпу на улицу, к строителю подошел сзади мастер и тронул его рукой за плечо. Строитель вздрогнул и резко обернулся, как от прикосновения жгучей крапивы.
— Вот видите, пане строитель, я правильно говорил…
— Что, что такое? Кто говорил?
— Я говорил, — шептал мастер: — не спускать камень на шестах. Опасно.
— Дурак ты! Этот хам не иначе как пьян был, не отскочил во-время. Кто в этом виноват? — ответил сердито и высокомерно строитель и отвернулся.
Мастер пожал плечами и замолчал. Но строитель почувствовал шпильку в его словах и кипел от злости.
Между тем пора было кончать закладку. Школьники подвели раввина к маленькой, но довольно удобной лесенке, и он спустился по ней на дно котлована, где на предназначенном месте лежал камень. На поверхности камня была выдолблена четырехугольная довольно глубокая ямка, а вокруг нее багровели свежие пятна крови, брызнувшей из раны Бенеди. Раввин пробормотал еще какую-то молитву, а потом первый бросил небольшую серебряную монетку в выдолбленную в камне ямку. Вслед за ним то же самое проделали школьники, а затем и остальные гости начали спускаться по лесенке и бросать кто мелкие, кто крупные монеты. Дамы вскрикивали, пошатывались на ступеньках, поддерживаемые мужчинами; только дочь Леона Фанни горделиво и смело спустилась в яму и бросила дукат. За дамами и мужчины один за другим начали спускаться в котлован. Отпрыск польской шляхты шел следом за Германом и косо — посмотрел на богатого предпринимателя, когда тот брякнул блестящим золотым дукатом; у шляхтича в кармане был лишь гульден [132] , но чтобы не поступиться своим шляхетским гонором, он быстро отстегнул от манжеты золотую запонку и бросил ее в ямку.
132
Гульден — серебряная монета, около рубля.
Долго тянулась вереница гостей, долго звенело золото и серебро, падая в каменную ямку и заливая ее блестящей волной. Рабочие, стоявшие возле ямы в ожидании приказаний мастера, с завистью смотрели на этот обряд. Наконец бросание денег кончилось — ямка наполнилась почти до краев.
Леон, который до сих пор стоял возле лесенки и всем выходящим из ямы дружески пожимал руки (с Германом и шляхтичем он на радостях даже поцеловался), выступил теперь вперед и приказал принести плиту и цемент.