Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется
Шрифт:
А может быть, опять судьба выбросила тебя в широкий мир, в сибирские тундры, в китайские грязные предместья, швырнула в грязь и играет тобой, как замаранной, поломанной игрушкой, пока не оставит в какой-нибудь мусорной яме? Голубка моя! Где ты, откликнись! Пусть в этот новогодний час хотя бы дух твой пролетит по моему дому и коснется меня своим крылом! Пусть его дыхание внесет волну подлинной, широкой, многострадальной жизни в мое жалкое, бумажное, недостойное прозябание! Быть может, и я проснусь, и сброшу с себя эти путы, и рванусь к новой жизни!
* * *
Дзинь-дзинь-дзинь!
Звонят!
Что такое? Телеграмма?
Ивась, пожалуй, спит уже?
Но нет. Слышу, отпирает.
Какие-то голоса! Что это? Кто это? Ко мне? В такую пору?…
Шаги в гостиной.
— Это ты, Ивась?
— Я, барин.
— Ты еще не спал?
— Нет, барин. Читал.
— Что там такое?
— Какая-то дама в прихожей. Непременно хочет видеть вас.
— Дама? Старая? Молодая?
— Не знаю. Под вуалью. Я не пускал — не захотела уйти. Сбросила шубу. Там холодно, а она сидит в таком легком платье, красном в белый горошек.
— Проси!
‹Февраль 1905›
ХОРОШИЙ ЗАРАБОТОК
Я человек бедный. Ни клочка земли нет, всего-навсего одна хатенка, да и та старая. А тут жена, ребятишек двое, надо жить, надо как-то на свете держаться. Двое мальчишек у меня — одному четырнадцать, другому двенадцать лет — в пастухах служат у добрых людей и за это харчи получают да одежонку кой-какую. А жена прядет, тоже немножко зарабатывает. Ну, а у меня, старого, какой заработок? Схожу иной раз к ближней порубке, нарежу березовых веток и вяжу метлы всю неделю, а в понедельник берем с женой по связке на плечи — да на рынок в Дрогобыч. Невелик на этом и заработок — три-четыре крейцера [128] за метлу, а пану заплати за прутья, так не очень-то много останется. Да что поделаешь, надо зарабатывать, надо как-то перебиваться.
128
Крейцер — австрийская мелкая монета, около копейки.
Да и что за жизнь наша? Картошка да борщ, иной раз каша какая-нибудь да хлебец какой случится: ржаной так ржаной, а ячменный либо овсяный, так и на том богу спасибо. Еще летом полбеды — заработаешь у тех кто побогаче: тут за ульями на пасеке присмотришь, там в саду заночуешь, на сенокосе да у снопов поработаешь, а нет, так с сетью пойдешь на реку, рыбы наловишь или на рассвете грибов каких-нибудь принесешь, — ну, а зимой всего этого нет. Что от людей за работу получим, тем и пробавляемся, а бывает, и с голоду пухнем. Вот каково бедняку безземельному!
Вот видите, а еще нашелся добрый человек, позавидовал и нашим достаткам! Дескать, слишком много, дед, у тебя добра, разжиреешь больно, разгуляешься. Так вот же тебе! Да и закатил такое, что господи твоя воля!
Послушайте, как это было.
Иду я как-то по городу, связку метел несу на палке на плече, иду да оглядываюсь по сторонам, не
кивнет ли кто, не позовет ли хозяйка: «Дядя, а дядя! А почем метлы?» А тут, конечно, народу кругом, базарный день. Поглядываю вокруг, вижу —
— Дядя, а дядя! Почем метлы?
— По пять, — говорю.
— Ну, куда там по пять! Возьмите три.
— Давай четыре!
— Нет, три!
— Нет, четыре!
Сторговались мы за три с половиной крейцера. Я свою вязанку с плеч, развязываю ее спокойно, даю женщине метлу, как вдруг горбатый панок сзади.
— Почем метлы продаете? — спрашивает у меня. — По пять крейцеров, паночек, — говорю. — Купите, метлы хорошие.
Он взял одну, попробовал…
— Так, так, — говорит, — ничего не скажешь, хорошие. А вы откуда?
— Из Монастырца.
— Так, так, из Монастырца. А вы часто метлы продаете?
— Нет, не часто. Примерно раз в неделю, в понедельник.
— Вот как, каждый понедельник! А много ли в один понедельник продадите?
— А как когда, паночек, иной раз с женой продадим все, что вынесем, а иной раз и не продадим.
— Гм, так вы с женой! Оба, значит, по такой связке выносите?
— Да, пан, иной раз по такой, иной раз и побольше.
— Вот как! А много ли за неделю метел может? сделать?
— Да это, пан, как понадобится. Летом берут их меньше, так я меньше и делаю. А осенью и зимой больше этого товара идет.
— Так, так. разумеется! Потому что, видите ли, я поставщик императорских магазинов, так мне бы надо таких метел много, штук сто. Могли бы вы к следующей неделе сделать мне сотню метел?
Я подумал немного, да и говорю:
— Отчего же, сделаю. А куда пану доставить?
— Вот сюда, — говорит пан и показывает на один из домов. — Только не забудьте, принесите. Я вам сразу и заплачу. А почем, говорите?
— Да уж если пан берут оптом, то я уступлю дешевле, по четыре.
— Нет, нет, нет, не надо, не уступайте! Я заплачу и по пять!
— Дай бог пану здоровья!
— Ну-ну, будьте здоровы! Только не забудьте: от нынешнего дня через неделю приходите.
И с этими словами панок поковылял куда-то, а я остался. «Вот, — думаю себе, — какой хороший пан, даже не просит уступить подешевле, а на такую сумму метел заказывает. Ведь это целых пять гульденов будет! А я, прости господи, уж стал было злое о нем подумывать, когда он вот так за мной следил. Ну, дай ему, господи, век долгий! Хоть раз мне хороший заработок случился».
Кинулся я скорее за своею старухой.
Распродали ль мы свой товар, не распродали ль, только купили соли, спичек, еще кой-чего, да и домой. Говорю я старухе: так, мол, и так, заработок хороший случился, будет чем и налог уплатить, еще и головки к сапогам ей на зиму будут. Она тоже обрадовалась.
— Надо будет, — говорит, — взяться обоим, а то ты один за неделю не справишься. Так уж я свое отложу!
Ладно. Так вот рассуждая, спешили мы чуть не бегом домой, чтоб, видите ли, времени зря не терять.