Стихотворения и поэмы
Шрифт:
(Гороскоп твой давно готов)
XXIV. Были святки кострами согреты
(Только прочь от своих могил)
XV. Оттого, что по всем дорогам
(И кладбищем пахла сирень)
XXVI. И царицей Авдотьей заклятый,
(Как пред казнью бил барабан)
Иногда «траг<ическое> начинается в предпоследней строке.
XXVII. Бал мятелей на Марсовом Поле
([Кто лишь смерти молит у Бога…])
И кто будет навек забыт
XXIX. Все в порядке. Лежит поэма
(И виденье скрещенных рук)
XXIV. Мирная истор<ическая> справка
развертывается в страш<ную> картину
казни.
XXVII. «Бал на Марсовом Поле» (мятель)
переходит
по навеки забытом.
XXIX. Порядок! в первом стихе
и видение мертвеца в посл<еднем>
I. Я ответила: Там их трое
(Третий прожил лишь 20 лет)
II. Не отбиться от рухляди пестрой.
(Кто не знает, что совесть значит
И зачем существует она)
III. Я ль растаю в казенном гимне
(На пороге стоит Судьба)
I. Краткая биография третьего.
II. Трагедия совести.
III. Рок в собств<енной> биографии.
I. Ты не первый и не последний
(Это нашей разлуки весть!)
II. А веселое слово – дома
(Как отравленное вино)
Итак, это более верно по отношению к 2-ой части поэмы.
I. Как бы холодное констатиров<ание> и…
всплеск ужаса:
Это нашей разлуки весть!
II. Здесь можно не объяснять.
СКАЗАТЬ ДОБИНУ О ПОЭМЕ
<56> Самое главное – конец – откуда этот почти извиняющийся тон. В поэме нет никакой традицион<ности>, это он сам только что превосходно доказал и вдруг!
Второе: Шостакович. Исправить.
Третье: десятых, а не двадцатых.
Четв<ертое> непременно смягчить про Ольгу. Ничего личного.
В одном из отброшенных «пред<исловий> автор признается, что между 46 и 56 гг., когда лирика отсутствова<ла>, «Поэма» преследовала его даже во сне.
<ПРОЗА К ПОЭМЕ>
<57> Сегодня ночью я увидела (или услышала) во сне мою поэму – как трагический балет. (Это второй раз, первый раз это случ<илось> в 1944 г.). Будем надеяться, что это ее последнее возвращение, и когда она вновь явится, меня уже не будет… Но мне хочется отметить это событие, хотя бы в одном списке, что я и делаю сейчас. Я помню все: и музыку, и декорации, и костюмы, и большие часы (справа), которые били в новогоднюю полночь… Ольга танцевала la danse russe r^ev'ee par Debussy, [73] как сказал о ней в 13 г. К<ирилл> В<ладимирович>, и [плясала] исполняла пляску козлоногой, какой-то танец в шубке, с большой муфтой (как на портрете С<удейки>на) и в меховых сапожках. Потом сбросила все и оказалась Психеей с крыльями и в густом теплом желтом сиянии. Кучера плясали, как в «Петрушке» Стравинского, Павлова летела над Мариинской сценой (Последний танец Нижинского), голуби ворковали в середине Гост<иного> Двора, перед угловыми иконами в зол<отых> окл<адах> горели неугасимые лампады… Блок ждал Командора… Бил барабан… (в эту ночь 3 чел. очень обо мне беспокоились).
73
Русский танец, пригрезившийся Дебюсси (фр.).
<58> Курносые
…Немцы бомбили мосты, в музыке гробовой стук – это зашивают город.
Седьмая симфония Шостаковича, увозя немецкий марш, возвращалась в родной эфир. Гость из Будущего назвал поэму – Реквиемом по всей Европе и исчез в мутном зеленом зеркале Шереметевского чердака.
IV
Любовь прошла, и стали ясны
И близки смертные черты.
[То был последний год…
[Кто под темными окнами бродит]
<59> У правой кулис<ы> – край полосатой сол<датской> будки.
Угол Марсова Поля. Дом Адамини, в который было прямое попадание авиабомбы в 1942 г. (Бюро Добычиной). Новогодняя мятель. Колокольный звон от Спаса на крови. Горит высокий костер. За мятелью на поле призрак зимнедворского бала. Полонез. Иорданский подъезд сам, как бал. По улице совершенно реально возвращаются в свои казармы курносые павловцы. [Барабан. ] Поют.
(1) В окна «Бюро Добычиной» смотрят, ненавязчиво мелькая, ожившие портреты: Шаляпин в шубе, Мейерхольд (Григор<ьева>), А. Павлова – Лебедь, Тамара Карсавина, Саломея <нрзб>, Ахматова Альтмана, Лурье Митурича, Кузмин, Мандельштам Митурича, Гумилев Гончаровой, Блок Сомова, молодой Стравинский, Велимир I, Маяковский на мосту, видно, как Городецкий, Есенин, Клюев, Клычков пляшут «русскую», там «башня» Вяч. Иванова (есть, Фауст, казн<ь>), будущая bienheureuse Marie [74] – Лиза Карав<аева> читает «Скифские черепки».
74
Горит священные свечи, я встречаю Новый год с тем, кто не пришел (англ.).
Все смутно, отдаленно – еще <не> случилось, но в музыке уже все живет. А может быть, все это есть в «Другой» и оно ломится в «Эту».
Судьба в виде шарманщика предсказ<ывает> всем будущее: оно возникает в большом зеленом мутном зеркале. (Марина встречает 1913 год у Чацкиной – Нездешний вечер.) Фауста уводит Мефистофель, Д<он> Жуан проваливается вместе с Команд<ором>, Блока уводят какие-то 12 чел. М<ейерхольда> – двое.