Стихотворения и поэмы

Чиковани Симон Иванович

Старый мельник темноликий Пишет книгу «Картлис чири». Слышатся рыданья в книге, Как в мирской бескрайней шири. Вот — у Гори, в буре боя, Над ордой иноязыкой, Над турецкою ордою Встал он — книжник наш великий. А потом — отъезд из Гори. Весь в пыли и прахе боя, Саба мчался — бел от горя, Словно облако седое. Жизнь

дымилась грудой пепла, Шла как марево степное. Солнце глаз от слез ослепло, Росы высохли от зноя. Он прошел моря и горы И в скитаньях истомился, В мире не найдя опоры, У Кремля остановился. Книгу нес он, как святыню, Как Тамар-царица — церковь. Как гремучий ключ в пустыне, Речь отцов сберег он в сердце. Дух могучий, в бездне бедствий Рока ниспровергший иго, И в твоей заблещет песне — И бессмертной станет книга. * * * Кудри, словно листья граба, Оборвала вихрей ярость. Ты сидишь над книгой Сабы, И тебя настигла старость… Веет холод ночи близкой. Потухают дни глухие. Меч твой — в крепости Горийской, Саба — близ Кремля почиет. Нет ни друга, ни отрады. Глохнет жизнь — струя степная. Лишь волною водопада Бьет из сердца речь родная. Удаляется, как искры, Меркнет брег мирского моря, Но в твоих последних мыслях Брезжут — Кремль и крепость Гори.

Тень Сабы

Цвет юности моей увял от бега времени. Изнемогла душа от тягостного бремени. Саба-Сулхан Орбелиани Запас рассказов за зиму разросся… Им друг внимал, на мельницу придя. Арагвы рокот из-за рощ донесся. Пылал очаг, Давида осветя. Ты двинул мельницу водой бессмертья. Произнося творящие слова,— Не ты ли сам, могучий, полн усердья, Как водопад, ворочал жернова? Ты мудрость вымысла средь мглы и гула Познал в гремучем мельничном кругу. Тень Сабы в памяти твоей мелькнула — В Москве, в косматом северном снегу. Сквозь вьюгу нес он спелые колосья, Держал в руках снопы грузинских слов, И сердце сказку зимнюю спаяло с ним, С поборником, щитом страны отцов. В

его груди Арагва бушевала. Как урожай, он поднял ношу слов, И полы шубы вьюга развевала,— Он шел в снегу — седой, как Саваоф. Какая стать, какая мощь была в нем! С губ гордых не ронял он слов пустых. Взглянул он — и очей огромных пламя Глубь озарило скорбных дум твоих. Зимой в ночах топили свой очаг вы. Друзьям ты притчи Сабы открывал. Река бы потекла бурней Арагвы Из слез, что Саба в мире проливал. Пусть слез река быстрее жернов кружит! Пусть книга умирит сердечный жар! Пусть притча Сабы людям вновь послужит — Целитель ран, души великой дар! И ты запел, как древле пел Шавтели, С народом сердцем связан навсегда,— Ты проглядел глаза — они горели, Глядя вперед и в прошлые года. И Сабы тень за сказкой вслед явилась И в мельнице с тобою поселилась.

Сомнение и песнопение

В яму кинул меня мир. Теймураз Первый Вот ты состарился. Гаснут глаза твои, Канул ты в мир, как в колодец глубокий, Бросил ты серп и хлеба недожатые, Юность померкла зарницей далекой. «Жизнь! Ты пучины морской темноводней! В скорби о Картли доплыл до заката я… Дымом истаяла слава господня, Дух истомили сомненья проклятые… Звезд отражение в росах играет. Где же звезда, чтоб забрезжил ответно я? Слезы унес я из отчего края, — Пусть отразится в них синь предрассветная! Плачу, сгорая, пылаю, как полымя. Сладко я спал на отеческом сене… Родина! Картли! Простри свои полы мне — Дай целовать их в предсмертном томленье! С горьким упреком пришла ко мне старость… Горе! Кому же мольбы мои отданы? Жаждущей мельницы грохот и ярость — Это лишь воспоминанье о родине! Вспыхнут сомнения время от времени, Муки сомнений и с ними борения… Путь укажи мне к юдоли блаженной! Я только странник твой — странник смиренный… Муки принял я великою мерою, В мудрость твою, в справедливость я верую. Но коль не сбросишь веревку надежную, Как из колодца к тебе подымусь я? Чей я слуга? Объяснишь ли мне, боже мой, Кто я, пчелой прилетевший из Грузии?»