Стихотворения и поэмы

Светлов Михаил Аркадьевич

224. ВРЕМЯ («Время одинаково течет…»)

Время одинаково течет В Африке и у моих ворот, Там и тут четверг немолодой Между пятницею и средой. Времени мы платим не полтиной — Платим вместе новою плотиной, Платим созданными городами, Платим прожитыми годами. Время — наших действий соглядатай… Высятся сады и интернаты, И кварталы новые встают, Но, как наводнение, плывут Пятница, суббота, воскресенье… Нет у нас от старости спасенья!.. Мне понятны старики и дети, Мне История ясна вполне — По старушке каждое столетье Присылает с жалобой ко мне. Может, есть для стариков игрушки, Только баловаться не хочу… В дверь стучатся две подружки — Пенсия и старость… Не впущу! Ты состарилась, судьба? Ну что же, Постарайся выглядеть моложе! 1950-е годы

225. ВЕСНА («Старик

какой-то вышел на крыльцо…»)

Старик какой-то вышел на крыльцо, Под бременем годов своих шатаясь, И, как официальное лицо, Стоит на белорусской крыше аист. Желаниями грудь моя полна. Пришел апрель. Опять весна опознана, Опять она пришла — моя весна, Но слишком поздняя, Но очень, очень поздняя. 1950-е годы

226–227. ДВА ПРИЗНАНИЯ

1. «Что-то странное ночью случилось…»

Что-то странное ночью случилось — Будто рамы сорвались с гвоздей, И общественность вдруг разделилась На отдельных влюбленных людей. Где взяла ты курносое личико? Трудолюбие где ты взяла? Чистый фартук белеет приличненько, И во взгляде отсутствие зла. Мы не будем с тобою в разлуке, Я, поверь, твой жених навсегда, Я люблю эти милые руки В несмываемых пятнах труда. И чтоб нам не привыкнуть к потерям (Ты с начальством знакома в цеху), Сделай так, чтобы стать подмастерьем Моему молодому стиху! Неужель ты уходишь, Надежда? Я стою, я смотрю тебе вслед — Где же, где же твоя прозодежда? Мне вечерние платья во вред. Брошу всё, увезу тебя за море, Пусть огонь умирает в золе! Разве золото ищется в мраморе? Мы найдем его в грязной земле. Ты всегда у меня на примете, Ты — попутчик в тяжелом пути. Умирая, спрошу: «Где бессмертье?» — Чтоб улыбку твою донести. Вечно в должности человека, Доживу до счастливого дня, И любовь двадцать первого века У калитки обнимет меня. Пусть же правнук поймет незнакомый, Как мы были с тобой влюблены, Как для взлета аэродромы Нашим горным орлам не нужны!

2. «Цветы шептали, как живые…»

Цветы шептали, как живые, Луна скользила меж ветвей, И вот в истории впервые Не спел, а молвил соловей: «А может, воевать придется?..» И, доверяя, как врачу, Измученные полководцы Прильнули к моему плечу. Ну, ладно, ладно, полководцы! Пускай техничнее беда,— Что русской доблестью зовется, Не побеждали никогда! Мне не страшна опасность эта — Любовь моя со мною тут, Ее ни пушка, ни ракета, Ни сто ученых не убьют! Покинув лунную аллею, К победе я опять готов, Я не себя в бою жалею — Мне очень жаль моих врагов!.. Всегда с тобой, влюбленный в солнце, Со злом привыкший воевать, Так не хочу я слово «стронций» Под вашим солнцем рифмовать! Мне нелегко расстаться с песнею… Мой друг! О, если бы я смог, Как сталевар, уйдя на пенсию, Выращивать живой цветок! 1950-е годы

228. «Я прославить должен…»

Я прославить должен, как поэт, Скромность человеческих побед, Милое лицо простое И обыкновенные черты… И на этом зиждутся устои Правды, веры, славы, красоты. 1950-е годы

229. «К новой юности ревнуя…»

К новой юности ревнуя, Жадно я веду теперь Итальянскую, тройную Бухгалтерию потерь… 1950-е годы

230. ПЕСНЯ ВАКЕРОС

Проплывают прерии, нависает зной… Еду я хозяином по земле родной. Для меня — хозяина — все открыты двери… Эй, здорово, кактусы, часовые прерий! Угнетатель Мексики, берегись, Диас! Никогда оружие не покинет нас! Не один вакерос ждет восстанья часа. Даже кактус иглами разорвет Диаса! Вот какое дерево в Мексике растет! Вот какой отчаянный здесь живет народ! Еду я на лошади по дороге славы, Мне кивнула дружески встречная агава. Проплывает прерии голубой простор, Я в глаза опасности посмотрю в упор, У агавы выцежу я бочонок влаги, Чтоб хватило храбрости, песен и отваги. Чтоб ударить молнией не смогла гроза, Чтоб красивой девушке посмотреть в глаза, Чтобы песни мужества над землей звучали, Чтоб меня улыбками девушки встречали. 1950-е годы

231. ВРЕМЯ («Всё яростней день ото дня…»)

Всё яростней день ото дня Преследует время меня. — Тебе уже под пятьдесят, Тебе никогда не простят Ни щедрости глупой твоей, Ни даром истраченных дней. Сквозь ночь Заполярья, сквозь мрак Несутся упряжки собак, Над вечным безмолвием льда Бегут и гудят провода, И сразу небес потолок Пронзил

электрический ток. Рога поднимает олень — Ужель начинается день? Шаман, вероятно, не в срок Над Севером солнце зажег! Откуда явились они — Движение, юность, огни? Их люди сюда принесли, Что вместе с тобою росли, Что в детстве далеком с тобой Сидели за партой одной. Они возмужали давно, Присуще им свойство одно, Одно их стремленье ведет — Обилие южных широт На новый, на северный путь На прочном буксире тянуть! Грунты вековой мерзлоты Они пробивают… А ты? Сплошным наказанием зной Над мертвой висит желтизной. Цепочкой верблюды идут, Достойно они берегут Три тысячи — минимум — лет В пустыне свой авторитет. Миражи для них — пустяки, Как будто они мастаки Свои увлажнять языки Из настоящей реки! Песок под ногами течет… Верблюды замедлили ход, Им слышно, как издалека Над грустной равниной песка, Черняв, и кудряв, и высок, Запел паровозный гудок. Твой сверстник приехал сюда, За ним по каналам вода, Куда бы ни шел он, идет, Куда б ни велел он, течет. Он рекам проложит пути, Прикажет барханам уйти, Посадит леса и цветы В глубинах пустыни… А ты? А я свое счастье найду, Опять приступая к труду. И всадником каждого дня Преследует время меня! 1950-е годы

232. СОВЕТСКИЕ СТАРИКИ

Ольге Берггольц

Ближе к следующему столетью, Даже времени вопреки, Всё же ползаем по планете Мы, советские старики. Не застрявший в пути калека, Не начала века старик, А старик середины века, Ох, бахвалиться он привык: — Мы построили эти зданья, Речка счастья от нас течет, Отдыхающие страданья Здесь живут на казенный счет. Что сказали врачи — не важно! Пусть здоровье беречь велят… Старый мир! Берегись отважных Нестареющих дьяволят!.. Тихий сумрак опочивален — Он к рукам нас не приберет… Но, признаться, весьма печален Этих возрастов круговорот. Нет! Мы жаловаться не станем, Но любовь нам не машет вслед — Уменьшаются с расстояньем Все косынки ушедших лет. И, прошедшее вспоминая Всё болезненней и острей, Я не то что прошу, родная, Я приказываю: не старей! И, по-старчески живописен, Завяжу я морщин жгуты, Я надену десятки лысин, Только будь молодою ты! Неизменно мое решенье, Громко времени повелю — Не подвергнется разрушенью Что любил я и что люблю! Ни нарочно, ни по ошибке, Ни в начале и ни в конце Не замерзнет ручей улыбки На весеннем твоем лице! Кровь нисколько не отстучала, Я с течением лет узнал Утверждающее начало, Отрицающее финал. Как мы людям необходимы! Как мы каждой душе близки!.. Мы с рожденья непобедимы, Мы — советские старики! 1960

233. ДРУЗЬЯМ («Мне бы молодость повторить…»)

Мне бы молодость повторить — Я на лестницах новых зданий, Как мальчишка, хочу скользить По перилам воспоминаний. Тем, с которыми начат путь, Тем, которых узнал я позже, Предлагаю года стряхнуть, Стать резвящейся молодежью. Дружбы нашей поднимем чаши! Просто на дом, а не в музей Мы на скромные средства наши Пригласили наших друзей. Как живете вы? Как вам дышится? Что вам слышится? Как вам пишется? Что вы делаете сейчас? Как читатель? Читает вас? На писательском вернисаже Босиком не пройтись ли нам Под отчаянным ливнем шаржей, В теплых молниях эпиграмм? И, любовью к друзьям согреты, Проведем вечерок шутя… Шутка любящего поэта — Как смеющееся дитя. 1960

234. ДРУЗЬЯМ («Не надо, чтоб мчались поля и леса…»)

Не надо, чтоб мчались поля и леса: Разлука — один поворот колеса. Да, это разлука — заканчивать книгу, Но стих посвящен не прощальному мигу. О, как дорога ты, беседа друзей!.. Мы так изучили друг друга привычки! Но вот уже дальше бегут электрички От нашей беседы, от книги моей… Идет всё дальше, глубже возраст мой, И, вспоминая юных чувств горенье, Я так взволнован, что с любой строфой Меняется размер стихотворенья. Мне нужны (ни с кем не деля), Как поэту и патриоту, Для общения — вся земля, Одиночество — для работы. Перелистываю страницы, Их дыхание горячо… Что нам к поезду торопиться? Почаевничаем еще… Не родственники мы, не домочадцы, И я хотел бы жизнь свою прожить, Чтоб с вами никогда не разлучаться И «здравствуйте» всё время говорить. 1960