Стихотворения и поэмы

Кедрин Дмитрий Борисович

АННА

Эту женщину звали Анной. За плечом ее возникал Грохот музыки ресторанной, Гипнотический блеск зеркал. Повернется вполоборота, И казалось — звенит в ушах Свист японского коверкота И фокстрота собачий шаг. Эту женщину ни на волос Не смогла изменить война: Патефона растленный голос Всё звучал из ее окна. Все по-прежнему был беспечен Нежный очерк румяных губ… Анна первой пришла на вечер В офицерский немецкий клуб, И за нею следил часами, Словно брал ее на прицел, Фат с нафабренными усами — Молодящийся офицер. Он курил, задыхаясь, трубку, Сыпал пепел на ордена… Ни в концлагерь, ни в душегубку Не хотела попасть она. И, совсем не грозя прикладом, Фат срывал поцелуи, груб, С перепачканных шоколадом, От ликера припухших губ. В светлых туфельках, немцем данных, Танцевавшая до утра, Знала ль

ты, что пришла в Майданек В этих туфлях твоя сестра? Для чего же твой отдых сладкий Среди пудрой пропахшей мглы Омрачали глаза солдатки, Подметавшей в дому полы? Иль, попав в золотую клетку, Ты припомнить могла, что с ней Вместе кончила семилетку И дружила немало дней? Но послышалась канонада, — Автоматом вооружен, Ганс сказал, что уехать надо С эшелоном немецких жен. В этих сумерках серых, стылых Незаметно навел, жесток, Парабеллум тебе в затылок, В золотящийся завиток. Май 1944

ВРАГ

Я поседел, я стал сутулей В густом пороховом дыму. Железный крест, пробитый пулей, Привез мальчишке моему. Как гунн, топтал поля Европы Хозяин этого креста. Он лез на русские окопы С губной гармоникой у рта. Он грудью рыжей и косматой С быком — и то поспорить мог, Он нес обоймы автомата За голенищами сапог. Он рвался, пьяный, в гущу драки, Глаза от злости закатив, И выводил в пылу атаки Баварский сладенький мотив. Он целый мир — никак не меньше — Видал у ног своих во сне, Он прятал снимки голых женщин В телячий ранец на спине. "Иван! — кричал он. — Как ни бейся, Я все равно твой дом взорву!.." И он глядел сквозь стекла цейса На недалекую Москву. Остроконечной пулей русской Солдат, входящий нынче в Брест, Навылет возле планки узкой Пробил его железный крест. И вот теперь под Старой Руссой Его червяк могильный ест, И сунул мой мальчишка русый В карман его железный крест. Он там лежит рядком с рогаткой, С крючком для удочки — и мать Зовет игрушку эту гадкой И норовит ее сломать. А кости немца пожелтели, Их моет дождь, их сушит зной. Давно земля набилась в щели Его гармоники губной. Среди траншей, бомбежкой взрытых, Лежит в конверте голубом Порнографических открыток Врагом потерянный альбом. Лишь фляга с гущею кофейной Осталась миру от него, И автомат его трофейный Висит на шее у того, Кто для заносчивых соседей Хребет на барщине не гнет, С ножом выходит на медведя И белку в глаз дробинкой бьет! 20 июля 1944

ПЛЕННЫЕ

Шли пленные шагом усталым Без шапок. В поту и в пыли При всех орденах генералы В колонне их — первыми шли. О чем эти люди грустили? Сбывался их сон наяву: Без выстрела немцев пустили В столицу России — Москву. Здесь пленные летчики были. Искал их потупленный взгляд Домов, что они разбомбили Недавно — три года назад. Но кровель нагретые скаты Тянулись к июльским лучам, И пленных глаза виновато Глядели в глаза москвичам. Теперь их смешок был угодлив: "Помиримся! Я не жесток! Я дьявольски рад, что сегодня Окончил поход на Восток!" Простить их? Напрасные грезы! Священная ярость — жива!.. Их слезы — те самые слезы. Которым не верит Москва! У девушки в серой шинели По милому сердце болит. Бредя по московской панели, Стучит костылем инвалид… Ведь если б Восток их не встретил Упорством своих контратак — По солнечным улицам этим Они проходили б не так! Тогда б под немецкою лапой Вот этот малыш умирал, В московском отделе гестапо Сидел бы вон тот генерал… Но, смяты военною бурей, Проварены в русском котле, Они лишь толпою понурой Прошли по московской земле. За ними катились машины, На камни струилась вода, И солнца лучи осушили Их пакостный след — навсегда. 22 июля 1944

ПОБЕДА

Шло донское войско на султана. Табором в степи широкой стало, И казаки землю собирали — Кто мешком, кто шапкою бараньей. В холм ее, сырую, насыпали, Чтоб с кургана мать полуслепая Озирала степь из-под ладони: Не пылят ли где казачьи кони? И людей была такая сила, Столько шапок высыпано было, Что земля струей бежала, ширясь, И курган до звезд небесных вырос. Год на то возвышенное место Приходили жены и невесты, Только, как ни вглядывались в дали, Бунчуков казачьих не видали. Через три-четыре долгих года Воротилось войско из похода, Из жестоких сеч с ордой поганой, Чтобы возле прежнего кургана Шапками курган насыпать новый — Памятник годины той суровой. Сколько шапок рать ни насыпала, А казаков так осталось мало, Что второй курган не вырос выше Самой низкой камышовой крыши. А когда он встал со старым рядом, То казалось, если смерить взглядом, — Что поднялся внук в ногах у деда… Но с него была видна победа. 5 апреля 1945 г.

* Ой, на вербе в поле *

Ой, на вербе в поле Черный ворон крячет, У врага в неволе Полонянка плачет. Смотрит, затуманясь, Как на тын высокий Вешает германец Проволоку с током… Барахля мотором, По щебенке хрупкой Мимо в крематорий Мчится душегубка. В ней — казак, с губами, Что краснее мака. В газовую баню Повезли казака. Больше полонянка Не обнимет парня… Встал на полустанке Порожняк товарный. В ноги Украине Поклонись, Ганнуся, С каторги доныне Разве кто вернулся?.. Язычище мокрый Вываливши жарко, На дивчину смотрит Рыжая овчарка. И на всю округу Тянет обгорелым Тошнотворным духом — Человечьим телом. Утро просыпаться Начало, мерцая, На постах в два пальца Свищут полицаи. Но над чьей засадой, В синеве купаясь, Вьется чернозадый, Красноногий аист? Почему росою, Как слезами, полный, Встал среди фасоли Сломанный подсолнух? Видно, близко-близко У степных колодцев В автоматы диски Заложили хлопцы! 2 июня 1945

* Месяц однорогий *

Месяц однорогий Выплыл, затуманясь. По степной дороге Проходил германец. С древнего кургана В полусвете слабом Скалилась нагая Каменная баба. Скиф ладонью грубой В синем Заднепровье Бабе мазал губы Вражескою кровью. Из куска гранита Высечены грубо, Дрогнули несыто Идоловы губы. Словно карауля Жертву среди ночи, На врага взглянули Каменные очи. Побежал германец По степной дороге, А за ним хромали Каменные ноги. Крикнул он, шатаясь, В ужасе и в муке, А его хватали Каменные руки… Зорька на востоке Стала заниматься. Волк нашел в осоке Мертвого германца. 3 июня 1945

* В потертых сапогах и в полотняных *

В потертых сапогах и в полотняных Косынках, вылинявших добела, Толпа освобожденных полонянок По городу готическому шла. Был этот город — хмурый и старинный — Сырой, как погреб, прочный, как тюрьма… Склонявшийся над свечкой стеаринной, В нем Гофман некогда сходил с ума. Как мумия, сухой, как смерть, курносый, Свободный от ошибок и грехов, — В нем жил когда-то старичок философ, Не выносивший пенья петухов. Морщинистой рукой котенка гладя, Поднявши чашечку в другой руке, Он пил свой кофе — в байковом халате, В пошитом из фланели колпаке. Румянец выступал на щечках дряблых, Виски желтели, как лежалый мел. В неволе ослепленный гарцкий зяблик Над старичком в плетеной клетке пел. . Июль 1945

Мужская работа

(1943)

"УРОЖАЙ"

(Маленький фельетон)

В перелески, на болота Наконец пришла весна. Со стоянок самолетов Стала снег счищать она. Что ни день, — сильнее тает, Солнце греет с высоты. Из-под снега вырастают Небывалые цветы: У товарища Лысухи Уродился странный злак, — Вырос, чуть лишь стало сухо, Из-под снега бензобак. Не одно растенье это У Лысухи стало цвесть: Вместо ландыша магнето И покрышек пять иль шесть. От Лысухи неохота Отставать и Добрину: Он рулями поворота В осень сеял целину. Он земли бесцельной траты Ни вершка не допустил: Рядом винт и карбюратор Деловито посадил. Словом, чуть суглинок высох, — Знай, детали подбирай! Вывозить пришлось на ЗИСах Этот грустный урожай… 21 мая 1943

ИЗ ОГНЯ В ВОДУ

Фрица юг бросает в жар — Только оглянись он: Немец солнечный удар Получил в Тунисе. Что теперь, — он думал хмур, — Хуже может статься?.. Но залить водою Рур Вздумали британцы. Что ж арийца ждет еще? Вылинял задира: Под Бизертой — горячо, В Руре — слишком сыро. Наводненья грозный вал Хлещет по заводам… Называется — попал Из огня да в воду! 22 мая 1943

ПЕСОК

От взрыва — с пушкой наравне — Он был на волосок. Но, спросим мы, по чьей вине Набился в ствол песок? Гашеткин точные нашел Ответные слова: Видать, набит песком не ствол, А чья-то голова… 23 мая 1943

"ГРАД"

Придется фрицам сбавить тон! Какой уж тут апломб? Нелегок груз двух тысяч тонн На Рур упавших бомб. Кряхтя, коричневый балбес Почесывает зад: Ни разу на него с небес Такой не падал "град". Что, фриц? Иль больно горячо? Кишка тонка, поди?.. Все это — цветики еще, Ты ягод подожди! 26 мая 1943