Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Развитие стихотворения в сказочном, фольклорном ключе воспринимается как очень уместное здесь.
Влияние русской сказки на творчество Кузнецова несомненно и плодотворно. Многие его стихи сказочны. Звук, язык, колорит -- сказочны. Сказочен дух. "Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!"
Выразительны речевые обороты, эпические повторы, живые диалоги -- вся та "фигуральность языка", его стихия, которой мы наслаждаемся в этом жанре.
Одно из самых известных стихотворений Юрий Кузнецова -- "Атомная сказка". Волшебным образом "обновленная" старая сказка стала глубоким обобщением отношений
По рисунку стихотворение несложно. Оттого оно и попало (без ведома автора) в ряд учебных пособий.
Кто он, этот человек, препарирующий царевну-лягушку? Базаров, Раскольников, Маяковский? Похоже. Но это скорее все человечество, ведомое поверхностной любознательностью по краю бездны.
Юрий Кузнецов -- поэт атомного века. В его стихах есть и осязаемая всеми чувствами плоть этого века, и его призрачность.
"Разрыв-дорога", пролегшая через столетие, прошла через его сердце. Такие стихи, как "Грибы", "Змеиные травы", "Пустой орех", могли появиться только в эпоху невиданных катаклизмов и предчувствия "древней беды".
В армии Юрий Кузнецов служил связистом. Это сейчас воспринимается как символ. Он рано увидел провалы, прорехи духа, пустоты в русской истории, из которых ничто не светило, и стал, как связник-гонец, забираться все глубже в "толчею веков".
Всадник из стихотворения "Знамя с Куликова" выносит на теле изодранный в битве стяг, "чтоб поздние дети могли латать им великие дали и дыры российской земли". Одно это может искупить многое в кровавой истории Отечества и дать надежду на грядущее.
Знакомые летописные образы наполняются у Кузнецова живой, горячей кровью. Как прекрасен двойной жест, обращенный к Богу и врагу-поединщику: "Прости меня, Боже, -- сказал Пересвет, -- он брешет, собака!"
Не припомню поэта, который превращал бы в прекрасные стихи ходячие анекдоты.
Вот, например, "Сказка о Золотой Звезде". В основе -- анекдот о генерале, который поймал золотую рыбку и погорел уже на первом желании -- получить вторую Звезду Героя. Рыбка отомстила ему, пожелав, чтобы он получил награду посмертно.Здесь практически все содержание анекдота.
Стихотворение разворачивается мощно и плавно. Не видна, но угадывается и роскошная дача, выстроенная из экономии солдатами-"сродниками", и весь генеральский быт, не омраченный ни одним облачком.
Угадывается и такая знакомая генеральская заволока глаз -- как будто он перманентно принимает парад. Вдруг -- оказия!
Желание исполняется, но как! И грянул гром! Ни свиты, ни машин. В широком поле он стоит один, В солдатской гимнастерке, и зажата В его руке последняя граната. А на него идут со всех сторон Четыре танка из иных времен.И мы ему вдруг все прощаем! И вспоминаем, что фронтовая генеральская лямка была тяжелее солдатской (впереди фашисты, сзади -- Верховный). И нам его жалко, но -- лишь на мгновение. Через мгновение он уже не жертва случая, а настоящий герой.
Изначальная тяга Кузнецова как к современным образцам
В стихотворении "Ложные святыни", которое может на поверхностный взгляд показаться кощунственным, поэт отвергает поклонение "безликой пустоте". Ибо это все равно что ставить свечку не перед святым ликом, а перед пустой доской.
Яркий, страшный образ забвения явлен в стихотворении "Неизвестный солдат". Солдат выбирается из безымянной могилы; "как хвост победного парада, влачит он свой кровавый след".
...Героизм предков, тех, которые всегда готовы были "исполчиться", исполнившись ратного духа, нужен поэту не только как художнику, но и для спасения его (читай: нашей) томящейся славянской души.
Впрочем, кризис славянства Кузнецов ощутил давно. Стихотворение о "заходящем солнце славянства" датировано 1979 годом.
Многое в славянском вопросе объясняет чудовищное шоу, когда славянский народ сражался с темной половиной мира, а в это время его старшие братья спали по лавкам, бормоча сквозь сон невнятные угрозы -- то ли многоголовому чудищу, то ли друг другу.
В 1987 году, как бы предчувствуя трагические события на Кавказе, он пишет стихотворение "Поездка Скобелева. 1881 год" -- об отважном поступке генерала, убедившего отряд в семьсот текинцев сдаться без боя. В генеральском голосе звучит такая непререкаемость, которая могла родиться только из глубочайшей уверенности в своей правоте и силе. А силу давало ощущение державной миссии, осязание за собой нескольких поколений победителей:
– - Текинцы, пал Геок-Тепе! Довольно жить разбоем. Клянитесь в вечной простоте Жить миром и покоем! Что делать, шашка и кинжал? Ответили: -- Клянемся! – - Но если...– - голос построжал,-- Качнет на вероломство, То небеса возопиют И гурии печали. – - Текинцы никогда не лгут, -- Текинцы отвечали.
Всматриваясь на стыке двух тысячелетий в русский национальный характер, поэт не верит в распад и гибель нации. Гибель России для него -- это гибель всего человечества.
Стихотворение "Последний человек" -- об этом:
– - Все продано, -- он бормотал с презреньем, -- не только моя шапка и пальто. Я ухожу. С моим исчезновеньем мир рухнет в ад и станет привиденьем -- вот что такое русское ничто.В стихах Кузнецова мелькает Обломов. Но сон Обломова непрост. В стихах поэта этот сон похож на сон камчатского вулкана.
В стихотворении "Сидень" человек отгоняет камнями не только свои бывшие желания, но и само солнце.