Стихотворения, не вошедшие в сборник 1829 года
Шрифт:
Пусть солнце жжет, пусть ждет иных
К себе владыка мира!"
– "Просимся, рыцарь, пробудись!
Сон по трудам – услада;
Спеши к столице! Царска дочь
Храбрейшему награда!"
– "Что мне до дочери царя?
Мне почестей не надо!
_Пусть их лишусь_, оставь мне сон,
Мне только в нем отрада!
Имел я друга – друга нет,
Имел супругу – тоже!
Их взял создатель! Я ж молюсь:
К ним и меня, мой боже!
Ложусь в молитве, сон едва
Глаза покроет – что
Они со мной, всю ночь мое
Не покидают ложе.
Меня ласкают, говорят
О царстве божьем, нежно
Мне улыбаются, манят
Меня рукою снежной!
Куда? За ними! Но привстать
Нет сил! Что сплю я, знаю!
Но с ними жить и в сне я рад
И в сне их зреть желаю!"
‹1820›
77. Г. КРИТИКУ ПОЭМЫ "РУСЛАН И ЛЮДМИЛЫ"
Хоть над поэмою и долго ты корпишь,
Красот ей не придашь и не умалишь!
–
Браня – всем кажется, ее ты хвалишь;
Хваля – ее бранишь.
1820
Что мне делать с тобой, докучная ласточка!
Каждым утром меня – едва зарумянится
Небо алой зарей и бледная Цинтия
Там в туманы покатится, -
Каждым утром меня ты криком безумолкным
Будишь, будто назло! А это любимое
Время резвых детей Морфея, целительный
Сон на смертных лиющего.
Их крылатой толпе Зефиры предшествуют,
С ними сам Купидон летает к любовникам
Образ милых казлть и счастьем мечтательным
Тешить жертвы Кипридины.
Вот уж третью зарю, болтливая ласточка,
Я с Филидой моей тобой разлучаюся!
Только в блеске красы пастушка появится
Иль Психеей иль Гебою,
Только склонит ко мне уста пурпуровые,
И уж мой поцелуй, кипя нетерпением,
К ним навстречу летит, ты вскрикнешь – и милая
С грезой милой скрывается!
Ныне был я во сне бессмертных счастливее!
Вижу, будто бы я на береге Пафоса,
Сзади храм, вкруг меня мирты и лилии,
Я дышу ароматами.
Взор не может снести сиянья небесного,
Волны моря горят, как розы весенние,
Светлый мир в торжестве – и в дивном молчании
Боги к морю склонилися.
–
Вдруг вскипели валы и пеной жемчужною
С блеском вьются к брегам, и звуки чудесные
Слух мой нежат, томят, как арфа Еолова;
Я гляжу – вдруг является…
Ты ль рождаешься вновь из волн, Аматузия?
Боги! пусть это сон! Филида явилася
С той же лаской в очах и с тою ж улыбкою.
Я упал и, отчаянный,
"Ах, богиня! – вскричал, – зачем обольстить меня?
Ты неверна, а я думал Филидою
Век мой жить и дышать!" – "Утешься, обманутый,
Милый друг мой! (воскликнула
Снова в наших лугах Филида, по-прежнему
В свежих кудрях с венцом, в наряде пастушеском) -
Друг, утешься, я всё…" Болтливая ласточка,
Ты крикунья докучная,
Что мне делать с тобой – опять раскличалася!
Я проснулся – вдали едва зарумянилось
Небо алой зарей, и бледная Цинтия
Там в туманы скатилася.
1820
Завидуйте моей судьбе!
Меня счастливцы не искали,
Я век не думал о себе,
А не видал в глаза печали.
1820
Уж я не тот поэт беспечный,
Товарищ резвый светлых дней,
Когда Эрот и Бассарей {*}
{* Бахус.}
Мне говорили: друг, мы вечны!
Пусть дни и годы скоротечны,
Но мы с тобой – люби и пей!
Ушли, ушли лета златые,
Когда от чаши круговой
Эрот, хариты молодые
И смехи шумною толпой
Меня влекли к ногам Эльвиры.
Крылов, в то время голос мой,
Под звуки вдохновенной лиры,
Непринужденно веселил
Веселостью непринужденной.
А ныне твой поэт, лишенный
Неопытных, но смелых крил,
Венком поблекшим украшенный,
На землю бедную ступил,
И опыт хладный заключил
Его в жестокие объятья.
В боязни Фебова проклятья
Ленюся я стихи писать,
Лишь иногда во дни ненастья
Люблю о вёдре вспоминать
И мной неведомого счастья
Поэтам-юношам желать.
1820 или 1821
Я не привык альбомы наполнять
Надеждами, желаньями и лестью.
А к вам еще (позвольте мне сказать)
Ужасною я пламенею местью.
Недели три и, помнится, с тех пор,
Когда альбом вы этот мне отдали,
Чтоб я, с пелен парнасских крохобор,
Вписал в его воздушные скрижали
Для памяти вам с рифмами кой-что.
Для памяти? Признаться, вряд ли кто
Похвалится такой судьбой завидной!
Итак, альбом вы помните, как видно,
Поболее знакомых ваших! Что ж?
Вам бог простит. Я ж на последний грош
Готов свечу пред образом поставить
И перед ним день целый пролежать,