Стихотворения, не вошедшие в сборники

Набоков Владимир Владимирович

Кембридж, 31. 5. 20.

БЕЖЕНЦЫ

Я объездил, о Боже, Твой мир, оглядел, облизал, — он, положим, горьковат… Помню пыльный Каир: там сапожки я чистил прохожим… Также помню и бойкий Бостон, где плясал на кабацких подмостках… Скучно, Господи! Вижу я сон, белый сон о каких-то березках… Ах, когда-нибудь райскую весть я примечу в газетке раскрытой, и рванусь, и без шапки, как есть, возвращусь я в мой город забытый! Но, увы, приглянувшись к нему, не

узнаю… и скорчусь от боли; даже вывесок я не пойму: по-болгарски написано, что ли… Поброжу по садам, площадям, — большеглазый, в поношенном фраке… "Извините, какой это храм?" И мне встречный ответит: "Исакий". И друзьям он расскажет потом: "Иностранец пристал, все дивился…" Буду новое чуять во всем и томиться, как вчуже томился…

13 мая 1920

ТАК БУДЕТ

С собакою седой, которая когда-то, смеясь по-своему, глядела мне в глаза, ты выйдешь ввечеру, и месяц, как слеза, прольется на цветы последние заката. Над книжкой, в полутьме блеснувшей белизной, склони ты голову, склони воспоминанья, прими, пойми стихи, задуманные мной на дальней пристани в ночь звездную изгнанья. Ты будешь тосковать, угадывая, чья лепечущая тень печалила поэта. Ты вспомнишь свежие и сладостные лета, золотоствольный лес и встречи у ручья. И улыбнешься ты загадочно, и сядешь на мшистую скамью в лесу на склоне дня, и светлой веткою черемухи погладишь собаку старую, забывшую меня.

Кембридж, 11. 6. 20.

ПОЭТ

Являюсь в черный день родной моей земли, поблекшие сердца, в пыли поникли долу… Но, с детства преданный глубокому глаголу, нам данному затем, чтоб мыслить мы могли, как мыслят яркие клубящиеся воды, — я все же, в этот век поветренных скорбей, молюсь величию и нежности природы, в земную верю жизнь, угадывая в ней дыханье Божие, лазурные просветы, и славлю радостно творенье и Творца, да будут злобные, пустынные сердца моими песнями лучистыми согреты…

Начало 1920-х гг.

РОССИИ ("Не предаюсь пустому гневу")

Не предаюсь пустому гневу, не проклинаю, не молю; как изменившую мне деву, отчизну прежнюю люблю. Но как я одинок, Россия! Как далеко ты отошла! А были дни ведь и другие: ты сострадательной была. Какою нежностью щемящей, какою страстью молодой звенел в светло-зеленой чаще смех пробуждающийся твой! Я целовал фиалки мая, — глаза невинные твои, — и лепестки, все понимая, чуть искрились росой любви… И потому, моя Россия, не смею гневаться, грустить… Я говорю: глаза

такие у грешницы не могут быть!

Начало 1920-х гг.

ТИХАЯ ОСЕНЬ

У самого крыльца обрызгала мне плечи Протянутая ветвь. Белеет небосклон, И солнце на луну похоже, и далече, Далече, как дымок, восходит тонкий звон, Вон там, за нежно пожелтевшим Сквозным березняком, за темною рекой… И сердце мягкою сжимается тоской, И, сетуя, поет, и вторит пролетевшим Чудно-унылым журавлям, За облаками умолкая… А солнце круглое чуть тлеет; и такая Печаль воздушная блуждает по полям, Так расширяется, и скорбно, и прекрасно, Полей бледнеющая даль, Что сердцу кажется притворною, напрасной Людская шумная печаль.

<20 февраля 1921>

"Был крупный дождь. Лазурь и шире и живей…"

Был крупный дождь. Лазурь и шире и живей. Уж полдень. Рощицы березовой опушка И солнце мокрое. Задумчиво кукушка Считает золото, что капает с ветвей, И рада сырости пятнистая лягушка, И тонет в капельке уродик-муравей, И скромно гриб стоит, как толстый человечек, Под красным зонтиком, и зыблется везде Под плачущей листвой сеть огненных колечек, А в плачущей траве — серебряной звезде Ромашки — молится неистово кузнечик, И, по небу скользя, как будто по воде, Блистает облако…

<20 февраля 1921>

РОДИНА ("Как весною мой север призывен!")

Как весною мой север призывен! О, мятежная свежесть его! Золотой, распевающий ливень, А потом — торжество… торжество… Облака восклицают невнятно. Вся черемуха в звонких шмелях. Тают бледно-лиловые пятна На березовых светлых стволах. Над шумливой рекою — тяжелой От лазури влекомых небес — Раскачнулся и замер веселый, Но еще неуверенный лес. В глубине изумрудной есть место, Где мне пальцы трава леденит, Где, как в сумерках храма невеста, Первый ландыш, сияя, стоит… Неподвижен, задумчиво-дивен Ослепительный, тонкий цветок… Как весною мой север призывен! Как весною мой север далек!

<27 марта 1921>

МОЯ ВЕСНА

Всё загудело, всё блеснуло, так стало шумно и светло! В лазури облако блеснуло, как лебединое крыло. И л'oснится, и пахнет пряно стволов березовых кора, и вся в подснежниках поляна, и роща солнечно-пестра. Вот серые, сырые сучья, вот блестки свернутых листков… Как спутываются созвучья гремящих птичьих голосов!