Стихотворения. Рассказы. Гора

Тагор Рабиндранат

«Хинг, тинг, чхот!»

(Сновиденье)

Раджа Хобучондро в раздумья свои погружен: Приснился радже среди ночи таинственный сон. Увидел он трех обезьянок… Да, именно трех! Усердно они выбирали и щелкали блох. Когтями своими – едва шевельнется раджа - Царапали больно лицо его, тонко визжа. Но вот в изголовье внезапно сменил обезьян Неведомо как очутившийся рядом цыган. К радже наклонившись, он вымолвил: «Птица летит!» Над самым лицом его громко заплакал навзрыд И вдруг, подавив Хобучондро безвольный протест, Раджу посадил на высокий и гнущийся шест… И старая, старая женщина, жутко смеясь, Ступни Хобучондро внизу щекотать принялась. Брыкая ногами, от страха всем телом дрожа, Кричал: «Помогите!» – и бился, как птица, раджа. Никто не являлся спасти Хобучондро, и вот Цыган прошептал ему в ухо слова: «Хинг, тинг, чхот!» Воистину так! Сновиденье подобно амрите [6] . Рассказу поэта - Певца из Гаура [7] – внемлите. Шесть дней не смыкали сыны добродетели глаз, Все царство сидело и думало, не шевелясь. Мужи молодые с почтенными старцами в ряд Молчали, вперив в беспредельность задумчивый взгляд. У пандита местного – ворох нетронутых дел, Забросил занятья ученый, иссох, побледнел. Он мыслил, в персты шевелюру густую забрав. Не бегали дети, отстали от шумных забав. Все женщины даже,- и это, видать, неспроста,- Казалось, всерьез и надолго сомкнули уста. И жены, и дети, и мысли могучей мужи Пытались проникнуть во смысл сновиденья раджи. Тяжелая дума на каждом из ищущих лиц. Затылки и шеи, понуро склоненные ниц, Как будто бы там, под землею, скрывался ответ, Как будто за трапезу сели, а трапезы нет. Лишь изредка слышались вздохи, да чей-нибудь рот Исторгнет задумчивым возгласом вдруг: «Хинг, тинг, чхот!» Воистину так! Сновиденье подобно амрите. Рассказу поэта - Певца из Гаура – внемлите. Шло время. И вещего сна Хобучондро лучи Достигли пределов Магадхи, Кошалы, Канчи [8] . Отвсюду стекались сюда мировые умы, Чтоб тайну виденья великого вырвать из тьмы. Прославленный отпрыск певца Калидасы [9] – и тот Покинул Уджайни по манию слов: «Хинг, тинг, чхот!» Пришельцы

потели, барахтаясь в книжной пыли, Чихали, сопели и враз головами трясли. И шрути [10] и шмрити [11] они извлекали на свет И даже в пуранах [12] желанный искали ответ. Один порывался полезть за разгадкой в словарь, А этот пытался осмыслить украдкой букварь. Рябили здесь знак анусвара и висарга знак [13]– Все тщетно: ответ мудрецам не давался никак. В унынье, со лбов вытирая струящийся пот, Мыслители хрипло шептали слова: «Хинг, тинг, чхот!» Воистину так! Сновиденье подобно а мрите. Рассказу поэта - Певца из Гаура – внемлите. А время бесплодно тянулось. И день наступил, Когда Хобучондро, теряя терпенье, спросил: «Найдется ли в царстве неверных такой эрудит, Что мне сновидения смысл до конца прояснит?» Вот греки явились, и грянула музыка вдруг. Заполнили звуки большое пространство вокруг. Глаза голубые и золото рыжих волос, Одежда и лица – все было курьезным до слез. Без всяких вступлений они заявили: «Мы тут Вам выделить можем всего лишь семнадцать минут. Быстрей задавайте вопросы – и дело пойдет». II все, кто их слышал, вскричали одно: «Хинг, тинг, чхот!» Воистину так! Сновиденье подобно амрите. Рассказу поэта - Певца из Гаура – внемлите. Пришельцам рассказано было о чуде ночном, И лица язычников вспыхнули гневным огнем. По левой ладони ударил их правый кулак, И молвили греки: «Здесь шутят над нами, никак?» Потом оказался какой-то француз впереди: Слегка поклонившись и руки сложив на груди, С учтивой улыбкой, как будто прощенья моля. Сказал: «Сновиденье достойно и впрямь короля! Не скрою: не каждому видеть такое дано, Но кажется мне, что… значенья оно лишено. Хоть я понимаю, что сон этот видел король, Но в смысле какого-то смысла мне мыслится ноль. Пускай «Хинг, тинг, чхот» пронеслось в голове короля - В нем тайны не больше, чем в самом простом «тра-ля-ля». Но пусть меня правильно общество ваше поймет: Мне было приятно услышать от вас: «Хинг, тинг, чхот». Воистину так! Сновиденье подобно амрите. Рассказу поэта - Певца из Гаура – внемлите. Француз замолчал, и поднялся неистовый крик: «Прочь, рыжий бездельник, глупец, негодяй, еретик! Сон – форма мышленья – и только, доказывал ты. Да это грабеж! Мы не стерпим такой клеветы. Глубокою верой известен наш мудрый народ. Неверный, ты хочешь принизить слова: «Хинг, тинг, чхот». Нет, набожность наша не внемлет бессовестной лжи!» Дрожащий от гнева послышался голос раджи: «Сажай, Гобучондро, безбожников между шипов, Свяжи их веревками крепче да выпусти псов!» Приказ был исполнен. Был суд над неверными крут. Безумцев не стало. Прошло лишь семнадцать минут. Покой воцарился, промчалась лихая гроза, Умильные слезы застлали ученым глаза. Их взоры витали за гранью небесных высот, И, руки воздев, возопили они: «Хинг, тинг, чхот!» Воистину так! Сновиденье подобно амрите. Рассказу поэта - Певца из Гаура – внемлите. И вот из Гаура явился отшельник-мудрец. Шептали вокруг, что теперь-то догадкам конец, Что знает он многое. Бритой была голова, Одежды его наготу прикрывали едва. Был худ он настолько, что мог бы сойти и за труп, Но голос его оказался как тысяча труб. Манерам его изумился ученый синклит: Ни слова привета не вымолвил сей эрудит. Его попросили назвать свое имя и дом - Тогда и раздался в ответ оглушительный гром. Спросил он: «Чему разъяснение должен я дать?» Ученые, все как один, закричали опять: Мол, пусть объяснение гость из Гаура найдет И сну Хобучондро, и тайным словам: «Хинг, тинг, чхот». Воистину так! Сновиденье подобно амрите. Рассказу поэта - Певца из Гаура – внемлите. Когда потонул в тишине перезвон голосов, Гортанная речь зазвучала на много часов: «Доступны рассудку идея и фабула сна, Привычная форма виденья предельно ясна: Три глаза у Шивы [14] , три века, субстанции три, Природы и личности силы столкнулись внутри, А именно: здесь разделенье, движение, связь С явлением Шивы последняя оборвалась. Отталкиванье, тяготенье, пуруша [15] , пракрити [16] , Распад, единение атомов, если хотите, Причина и следствие… Если же дальше пойдем, То мысль, совершенство, энергию тут же найдем. По трем направленьям развитье триады идет, А это, иными словами, и есть «Хинг, тинг, чхот». Воистину так! Сновиденье подобно амрите. Рассказу поэта - Певца из Гаура – внемлите. Отшельник умолк, и послышались крики: «Прекрасно! Все просто и мудро, и каждое слово так ясно!» Как тучи на небе, пред истинной силой ума Рассеялась тайны виденья угрюмая тьма. Раджа Хобучондро, вздохнув облегченно, привстал И тощего гостя короной своей увенчал. Придавленный ею, бенгалец держался едва, То влево, то вправо клонилась его голова… Волненья забылись. Настал долгожданный покой. И вновь забавляются дети веселой игрой, И ожило царство – за трубки взялись старики, Все женщины вмиг развязали свои языки, И тайной не мучился больше счастливый народ, Постигший разгадку таинственных слов: «Хинг, тинг, чхот». Воистину так! Сновиденье подобно амрите. Рассказу поэта - Певца из Гаура – внемлите. Вы слышали, братья, как мудро толкуются сны? От тьмы заблуждений теперь мы отречься должны. Молвой о реальности мира того не проймешь, Кто верит, что в правде самой заключается ложь; Кто знает: все сущее – только иллюзия, бред; Ничто – вот реальность, а прочего попросту нет! И если секрет сновидения слишком уж прост, Разумный к нему, не стесняясь, приделает хвост, Сумеет понятное тонко туманом облечь… Не лучше ли, братья, и нам позевать да прилечь, Поскольку, надеюсь, понятно теперь и для вас, Что мир наш – иллюзия, если смотреть без прикрас, И лишь сновидения правдою можно назвать, А правде другой не приказано существовать. Воистину так! Сновиденье подобно амрите. Рассказу поэта - Певца из Гаура – внемлите.

6

Амрита – нектар, напиток богов.

7

Гаур – название государства, находившегося на территории нынешней Бенгалии.

8

Магадха, Кошала, Канчи – древние индийские государства.

9

Калидаса (IV-V вв.) – знаменитый индийский драматург и поэт.

10

Шрути. – Так называются произведения индийской литературы, якобы сообщенные непосредственно самими богами.

11

Шмрити.– Так называются произведения индийской литературы, переданные по традиции (в отличие от шрути).

12

Пураны – памятники древнеиндийской литературы, посвященные богам Шиве, Вишну и Индре.

13

Анусвара, висарга – знаки санскритского алфавита.

14

Шива – один из трех главных богов индийского пантеона, бог разрушения (и созидания). Изображается с третьим глазом на лбу.

15

Пуруша – в индийской религиозной философии- олицетворение души в виде маленького человечка, также мировая душа.

16

Пракрити – первичная материальная субстанция, проявляющая заложенную в ней энергию в соединении с пурушей.

Пробный камень

Пропыленный, косматый безумец идет, Он жаждет в пути камень пробный найти. Губы сжав, шагает вперед и вперед, Он бесплотен, как дух, безмолвен и глух. Лишь глаза не погасли. Горят в ночи, Словно два светляка, словно два уголька, Каждый камень ощупывают их лучи. К тем, кто бедно одет, в людях жалости нет, Не накормят, не пустят тебя на порог. Ты в пыли, в грязи – ни о чем не проси, Кто к тебе снизойдет? Ты нищ и убог! Сколько бед и невзгод! Но скиталец бредет, Гордится свободою и нищетой. Он всегда презирал благородный металл, Пробный камень дороже казны золотой. Море вздыбилось, море скитальцу грозит, На пути, как стена, вырастает волна, Глядит, не мигая, бездонный зенит, Хохочут ветра, и с утра до утра Море злобно смеется оскалом волны. Над сверканьем вод утром солнце встает, Вечерами всплывает светильник луны. Стихнет шторм – и тогда что-то шепчет вода; Океану поручено тайну беречь, Но поведать он рад, где скрывается клад. О! Когда б могли мы понять его речь! Не томясь, не скорбя, он поет для себя, Увлеченный пеньем, забыл обо всем. Люди шли – кто куда, прошли – ни следа. Странник ищет камень и ночью и днем. По преданью, возник в незапамятный год Первой звездочки свет (так золота след На поверхности пробного камня сверкнет). И один за другим к прибрежьям седым Любопытные боги и духи пришли, Поглядели на дно – в пучине черно; Стояли в молчанье, склонясь до земли; Тих был моря напев. Тогда, осмелев, В пучину они погрузились – и вмиг Устремились ко дну, возмутив глубину, Взбаламутили вечный подводный тайник, А из пены густой, блистая красой, Лакшми [17] вышла – богиня с ясным челом. Здесь, у пенистых вод, нынче путник бредет, Пробный камень ищет и ночью и днем. Он устал, но встает и шагает опять. Сколько минуло лет! Камня пробного нет, Нет надежды – осталась привычка искать. Так всю ночь напролет птица друга зовет, Но навеки покинута, вечно одна, Не умолкнет и днем, тоскует по нем, Нет надежды – и все же поет она. Океаном века правят боль и тоска, Он кого-то зовет – не зная, кого. В пустынный простор он объятья простор, Вечный поиск – предназначенье его. Мир в движенье всегда – звезд кочуют стада, Вечно ищут кого-то в скитанье своем, Так над пеной морской, забыв про покой, Странник ищет камень и ночью и днем. Как-то встречный мальчишка кричит: «Постой! Где ты цепь эту взял? Сверкает металл! Опоясан ты цепью, видать, золотой!» И тот – потрясен: явь или сон? Золото?… Цепь ведь железной была! Он ощупал ее – золотое литье! Странное дело! Как цепь тяжела! Мутным стал взор, руки путник простер И, рыдая, упал на дорогу, во прах. Труден был путь. Тот миг не вернуть, Когда камень заветный держал он в руках! Брел ночь он и день, трогал каждый кремень, Не глядя, прикладывал к цепи своей. Как тут горю помочь? Отбросил он прочь Пробный камень – один меж сотен камней! Солнце сонно садится над ясной водой, Позолочен простор, весь в огне кругозор. Снится тихому вечеру сон золотой. Человек изнемог, но бредет на восток, Снова ищет он то, что, найдя, не нашел. Изможден, изнурен, сутулится он, Сердце высохло, словно поверженный ствол. Тропы тянутся вспять, ни души не видать, Тропы тянутся из ничего в никуда. Пути далеки, бескрайни пески, Ночь окутала мир, ни пути, ни следа. Быть полжизни в пути, мысля: «Только б найти!» На миг прикоснуться, не зная о том! И полжизни опять тому же отдать,- Пробный камень разыскивать ночью и днем.

17

Лакшми –

богиня счастья и богатства. По преданию, вышла из молочного океана. Изображается с цветком лотоса в руке и стоящей на столепестковом лотосе, который является символом богини.

Две птицы

Пленница в клетке жила золоченой, Вольная птица – в глуши лесной, Не знали друг друга, судьбой разлученные, И вот повстречались они весной. «Умчимся,- лесная птица вскричала,- Будем вдвоем в небесах кружить!» «Останься,- ей пленница отвечала,- Будем вдвоем в этой клетке жить!» Лесная птица сказала: «Нет! Я в клетке и дня прожить не могу!» Ответила пленница ей: «Увы! А я в небесах кружить не могу!» Тысячи песен чудесных знала Та, что в лесах провела весну, Песней заученной отвечала Та, что с рожденья жила в плену. «Спой,- попросила лесная птица,- Как на зеленой ветке поют!» «Спой,- возразила ручная птица,- Как в золоченой клетке поют!» Лесная птица сказала: «Нет! Чужих я песен не признаю!» Ответила пленница ей: «Увы! А как я лесную песню спою?» «Смотри, как небо лучисто, ясно, Зарей залито со всех сторон!» «А в клетке так чисто и безопасно, Она закрыта со всех сторон!» «Мы будем резвиться в небе огромном, Мы в облака улетим вдвоем!» «Останься! Здесь, в уголке укромном, Мы счастье безоблачное найдем!» Лесная птица сказала: «Нет! В клетке нельзя ни летать, ни петь!» Ответила пленница ей: «Увы! А можно ли на облаках сидеть?» Родными друг другу они казались, Лишь прутьями клетки разделены, Клювами нежно они касались, Сердцем к сердцу устремлены, Горестно крыльями трепетали, Но не могли друг друга обнять, Жалобно звали и щебетали, Но не могли друг друга понять… Лесная птица сказала: «Нет! Страшно в неволе остаться мне!» Ответила пленница ей: «Увы! Нет сил у меня летать в вышине!…»

На качелях

Буду играть со своею душой. Без устали льет Ливень всю ночь напролет. Плачет небо. Тревожна ночная пора. Мы будем сегодня играть до утра. Утлый мой плот в этом празднестве диком плывет. На жизнь и на смерть игра идет Всю ночь напролет. Взвихрены воздух и воды. Стихия, грозна ты сейчас! Раскачивай нас! И ветры качают во весь размах, Как тысячи якшей [18] , хохочут впотьмах, Ветры безумствуют, ветры ревут, разъярясь. Буря, разгул твой и небо и землю потряс. Раскачивай нас! Душа замирает, сегодня душе не до сна, В смятенье она, Робко прижалась ко мне, чуть дыша. Чувствую я, как трепещет душа. Сердце дрожит – как близко душа, как нежна! В страхе сегодня она, восторгом полна, Трепещет она. Я убаюкивал душу, я усыпить ее смог И чутко стерег. В цветах, на супружеском ложе моем, Была душа со мною вдвоем. Я от печалей упрятал ее и тревог, Я заточил ее в тайный, укромный чертог И нежно берег. Губы, глаза целовал я душе моей, милой моей Все нежней и нежней, На грудь мне склонилась ос голова, Шептал я ей лучшие в мире слова. Лучшее все я дарил ей: бери и владей! В лунные ночи я песни наигрывал ей И пел все нежней. Ласки пресытили душу, усталую сон охватил, Лишил ее сил, Гроза бы ее разбудить не могла, Ей стала гирлянда цветов тяжела, Спутались ночи и дни, полумрак наступил, Стала душа безразличной, остыл ее пыл, Проснуться нет сил. Я заласкал мою душу, увяла она взаперти. Как ей жизнь обрести? Светильники свадебной ночи чадят, Стою, озираясь, тревожен мой взгляд, Вянут в гирляндах цветы, больше им не цвести. Все, что отверг я – мечтатель! – в начале пути, Хочу обрести. Пусть же сегодня игра на жизнь и на смерть идет Всю ночь напролет. На гибельных этих качелях вдвоем, Держась за канаты, в полете замрем. Пусть ураган нас толкает вперед, Пусть продолжается этот безумный полет Ночь напролет. Раскачивай нас! Раскачивай нас! Буйствуй, стихия! Качни еще раз! Вновь подруга со мной, не свожу с нее глаз, Разбудил ее бури неистовый глас. Бьется кровь моя, пламень ее не погас. Буря в сердце моем с непогодой слилась, А у подруги коса расплелась, Гирлянда цветов развилась, ткань покрывала взвилась, Браслеты звенящие сотрясает неистовый пляс, Раскачивай нас! Налетай, ураган, сокруши, оглуши. Все одежды сорви, все покровы с души! Пусть она обнаженной стоит, не стыдясь! Раскачивай нас! Я душу обрел, мы сегодня вдвоем. Без боязни друг друга опять познаем. В безумных объятьях сплелись мы сейчас. Раскачивай нас! Пусть безумцам откроется мир без прикрас! Раскачивай нас!

18

Якши – мифические существа, составляющие свиту бога богатства Куберы. Охранители его сокровищ.

Из книги «Пестрое»

(«ЧИТРА»)

1895

Урваши [19]

Не мать, не жена, всех родивших и всех родившихся краше! Отрада небесного сада, Урваши! Вечер накинет на землю усталую свою золотую полу, Но ты не затеплишь светильник в углу; Когда ночь совершит полкруга, Не подойдешь, с опущенным взором, подруга, Шагом стыдливым к постели супруга,- Заря нагая и нежная! Ты – безмятежная! Саморожденный, без завязи, цвет неземного растенья, Урваши! Скоро ль твое цветенье, Урваши? Ты в утро вселенной возникла из моря, из пены курчавой,- Чаша амриты в правой, а в левой – чаша с отравой. У влажных ног небесами дарованной Океан разволнованный Змеей притих зачарованной. Жасмина цветок белоснежный, богов любимица вечная! Ты – безупречная! Молодость мира! Чьей уродилась ты дочкой, Урваши? Где проросла непорочной цветочной почкой, Урваши? В чьем доме, в каком обиталище темного дна Самоцветами и жемчугами играла одна? Лился ли свет драгоценных камней над люлькой твоей из коралла, Убаюкана морем, ты веки свои закрывала,- Но во вселенной явилась в красе небывалой, Очнувшаяся, прозревшая, Дивно-созревшая! От века возлюбленная вселенной, Урваши! С красотой несравненной, Урваши! Мысли отшельников – коврики для твоих лучезарных ног, Перед очами твоими все три мира томимы тоской сладчайших тревог. Ароматами веет пьянящими ветер, тобой упоенный. Как шмель, насосавшийся меду, бродит поэт опьяненный,- В очарованном сердце с песнью неугомонной. Но тебя уже нет,- в звоне браслетов исчезла в легкой одежде своей Ты, что молний быстрей! Когда перед взором богов самозабвенно ты пляшешь Волной разыгравшеюся, Урваши, Море вторит тебе, и оно свою гладь взволновало, Колышутся, зыблясь, хлеба – золотое земли покрывало. С твоего ожерелия сыплются звезды, и нет им конца, - Смертные смотрят – замирают сердца, Отливает кровь от лица. У окоема рвется твой пояс, повязь потайная, Необычайная! В небесах, позлащенных восходом, ты сияешь, Заря- Урваши! Сверкаешь, улыбкой весь мир одаря, Урваши! Омыто слезами вселенной тело твое искони, Кровью сердец три мира обагрили твои ступни. В лотос, таящий все сладострастные мира тревоги, Ты погрузила подобные лотосам ноги. В струях влажных волос, ты блещешь в земном чертоге, Ты, для кого не бывало на свете весов, О спутница снов! О не знающая сострадания! Ты рыдания слышишь наши? Без тебя, страдая, рыдая, мы томимся, глухая Урваши! Из сонных, бездонных глубин, как на рассвете века, В покрове из мокрых волос вернешься ль в мир человека? В первых лучах заревых, на виду у вселенной целой, Будет ли каплями слез струиться тело? Возникнешь ли вновь, чтобы море запело, Славя тебя полнозвучною песней, Всех песен чудесней? Месяц восторга угас, не вернется держащая чаши. О закатившаяся Урваши! Ныне, увы, и дыханье весны, ее нежные звуки Слиты со вздохом вечной разлуки. В ночь полнолунья, когда лишь улыбки кругом, Память играет на флейте в унынье немом; Слезы мы льем,- Но вдруг мелькнет среди слез надежда, едва постижимая, О ты, неудержимая!

19

Урваши (санскр. «желание») – небесная дева, апсара, необыкновенной красоты. Своим танцем, напоминающим игру морских волн, очаровывает даже отшельников.

Из книги «Сбор урожая»

(«ЧОЙТАЛИ»)

1896

Жизнь драгоценна

Знаю – виденью этому однажды конец придет. На веки мои тяжелые последний сон упадет. А ночь, как всегда, наступит, и в ярких лучах сиять В проснувшуюся вселенную утро придет опять. Жизни игра продолжится, шумная, как всегда, Под каждую крышу явится радость или беда. Сегодня с такими мыслями гляжу я на мир земной, Жадное любопытство сегодня владеет мной. Нигде ничего ничтожного не видят глаза мои, Кажется мне бесценною каждая пядь земли. Сердцу любые малости дороги и нужны, Душе – бесполезной самой – нет все равно цены! Мне нужно все, что имел я, и все, чего не имел, И что отвергал когда-то, что видеть я не умел.

Переправа

Через реку людей перевозит паром. Кто – из дома, а кто возвращается в дом. Две знакомых деревни по двум берегам. От зари до зари все в движении там. Сколько в мире крушений, столкновений и бед, Сколько помнит история с незапамятных лет, Сколько золота, крови, сколько попранных прав, Сколько новых корон порассыпалось в прах! Бесконечные смены стремлений сулят То амриту сладчайшую, то убийственный яд. Ну а здесь – их названья известны навряд - Только две деревушки друг на друга глядят. Ходит изо дня в день через реку паром. Кто – из дома, а кто возвращается в дом.

Метафора

Когда одолеть преграды у реки не хватает сил, Затягивает пеленою стоячую воду ил. Когда предрассудков ветхих повсюду встает стена, Застывшей и равнодушной делается страна. Тропа, по которой ходят, остается торной тропой, Не пропадет она, сорной не зарастет травой. Кодексы мантр [20] закрыли, преградили стране пути. Теченье остановилось. Некуда ей идти.

20

Мантры – молитвы, заклинания. Бойшакх – месяц бенгальского календаря, апрель – май. В этом месяце стоит сильная жара, нередки пыльные бури.

Чужая одежда

Ты кто, скажи? И почему чужой одежде рад? Тебе не стыдно ли терпеть весь этот маскарад? Добро хозяйское тебе не давит разве плеч? Как оскорблением таким ты можешь пренебречь? «Эй, нищий! Береги меня,- твердит тебе пиджак,- Я шкуры собственной твоей дороже как-никак!» Когда достоинства в душе у человека нет, Его легко изобличит одежды черный цвет. А шляпа жалкая твоя не исказит твой вид? Народной гордости она в тебе не оскорбит, Твердя: «Ничтожность головы твоей, что я топчу, Великодушием своим свести на нет хочу»? Ты в унижение одет с хозяйского плеча. Перед одеждою такой и рубище – парча!

Засуха

Рассказывают, что когда-то, ради женской любви, Спустились боги на землю, оставив дела свои. Миновало то время. Сегодня, в бойшакха лютый зной, В дни рек пересохших и поля, опаленного засухой злой, Молит крестьянка жалобно, с неба глаз не сводя, Исступленно молит, отчаянно: «Пошли хоть каплю дождя!» С надеждою и волнением, напрасной веры полна, В дали тоскливым взглядом всматривается она. Но дождь не приходит. Ветра безжалостная рука Разгоняет нетерпеливо последние облака. Языком своим солнце вылизывает последний след синевы. В Калиюга [21] , в наш век железный, постарели боги, увы! Былые очарованья уже не волнуют их. Доходят женские просьбы теперь до мужчин одних.

21

Калиюга.– Согласно индийской мифологии, время представляет собой цикл из четырех повторяющихся эпох-юг. Калиюга – последняя из них, век зла и раздора. Предполагается, что мы живем в Калиюгу.