Стихотворения

Суриков Иван Захарович

Мать, отец кто были. Что тебя вскормили, Удальству, разбою Рано научили? Говори, сознайся Ты передо мною: Много ли удалых Грабило с тобою? Говори мне прямо. Говори открыто. Где твое богатство Спрятано, зарыто?» Перед воеводой С грозными очами Молодец удалый Вдруг встряхнул кудрями. Смело он рукою Кудри расправляет. Воеводе бойкой Речью отвечает: «Темный лес — отец мой. Ночь — мне мать родная, Удальству учила Воля дорогая. У меня удалых Было только трое, Что мне помогали В грабеже, разбое. Первый мой удалый — Нож остроточеный. А второй — тяжелый Мой кистень граненый. Третий мой удалый По полю гуляет: Он ездою быстрой Ветер обгоняет. С

ними я в глухую Ночку потешался — Смело по дорогам Грабил, не боялся. Где ж мое богатство Спрятано, хранится — Этого тебе уж, Видно, не добиться!» Грозно воевода Засверкал очами, И зовет он громко Стражу с палачами. Два столба дубовых Им велит поставить Да покрепче петлю Из пеньки исправить. Сделано, готово; Стража ждет и ходит И к столбам дубовым Молодца подводит. Молодец не вздрогнет. Не промолвит слова. Грозный воевода Спрашивает снова: «Слушай же меня ты. Молодец удалый: Где твое богатство? Расскажи, пожалуй. Верь ты мне, клянуся Здесь, при всем народе,— Дам тебе я волю, Будешь на свободе. Если хочешь воли. Расскажи, не мешкай!» И промолвил громко Молодец с усмешкой: «Рассказать нетрудно. Слушай, да не кайся, И моим заветным Кладом разживайся! Все мое богатство — Можно побожиться — В тереме высоком У тебя хранится. Ты сердечной тайны Жениной не знаешь И мое богатство Крепко сберегаешь. Ты ходил в походы, Воевал с врагами — Я с твоей женою Пировал ночами. Весело я с нею Проводил те ночи, Целовал уста ей. Целовал ей очи…»

Правеж

Зимний день. В холодном блеске Солнце тусклое встает. На широком перекрестке Собрался толпой народ. У Можайского Николы Церковь взломана, грабеж Учинен на много тысяч; Ждут, назначен тут правеж. Уж палач широкоплечий Ходит с плетью, дела ждет. Вот, гремя железной цепью. Добрый молодец идет. Подошел, тряхнул кудрями. Бойко вышел наперед, К палачу подходит смело,— Бровь над глазом не моргнет. Шубу прочь, долой рубаху, На кобылу малый лег… И палач стянул ремнями Тело крепко поперек. Сносит молодец удары. Из-под плети кровь, ручьем… — Эх, напрасно погибаю,— Не виновен в деле том! Не виновен, — церкви божьей Я не грабил никогда… — Вдруг народ заволновался: «Едет, едет царь сюда!» Подъезжает царь и крикнул: «Эй, палач, остановись: Отстегни ремни кобылы… Ну, дружище, поднимись! Расскажи-ка, в чем виновен,— Да чтоб правды не таить! Виноват — терпи за дело. Невиновен — что и бить!» — За грабеж я церкви божьей Бить плетями осужден. Но я церкви, царь, не грабил, Хоть душа из тела вон! У Можайского Николы Церковь взломана не мной, И грабители с добычей Забралися в лес густой: Деньги и кучками расклали… Я дубинушку схватил — И грабителей церковных Всех дубинушкой побил. «Исполать тебе, детина! — Молвил царь ему в ответ. — А цела ль твоя добыча? Ты сберег ее иль нет?» — Царь, вели нести на плаху Мне головушку мою! Денег нет, перед тобою Правды я не утаю. Мне добычу эту было Тяжело тащить в мешке; Видно, враг попутал, — деньги Все я пропил в кабаке!

Богатырская жена

I

Князь Владимир стольнокиевский Созывал на пир гостей, Верных слуг своих — дружинников, Удалых богатырей. Звал их яства есть сахарные, Пить медвяные питья; И сходились гости званые, И бояре и князья. Много было ими выпито Искрометного вина; То и дело осушалися Чаши полные до дна. Обходил дружину храбрую С хмельной брагой турий рог; Только хмель гостей Владимира Под столы свалить не мог. Вот, как вполсыта наелися И вполпьяна напились, Гости начали прихвастывать, Похваляться принялись. Кто хвалился силой крепкою, Кто несметною казной. Кто своей утехой сладкою — Богатырскою женой. Кто товарами заморскими, Кто испытанным конем. Лишь Данило призадумался. Наклонившись над столом. На пиру великокняжеском Он не хвалится ничем; И насмешливо дружинники Шепчут; «Глух он али нем?» — Ты почто, скажи, задумался? — Князь Даниле говорит.— Взор твой ясный темной думою. Словно облаком, покрыт. Али нет казны и силушки У тебя, Данило-свет? Платье ль цветное изношено? Аль жены-утехи нет? Встрепенулся свет Денисьевич, Молвя князю: «Всем богат; А своей я темной думушке. Добрый княже, сам не рад. На твоем пиру на княжеском Собеседник я плохой; И тебе, я, княже, кланяюсь: Отпусти меня домой. Отчего я сам не ведаю, Грусть взяла меня теперь!..» Встал Данило, князю-солнышку Бил челом и вышел в дверь…

II

И дружине молвил ласково Князь Владимир, поклонясь: —

Все вы, други, переженены. Не женат лишь я, ваш князь. Между вами обездоленным Я хожу холостяком: Помогите же, товарищи, Мне в несчастии таком. Приищите мне невестушку. Чтобы ласкова была, И смышлена в книжной грамоте, И румяна, и бела. Чтоб женой была мне доброю, Доброй матушкою вам. Чтоб не стыдно государыней Звать ее богатырям. Князь умолк, и призадумалась Все его богатыри: Сватом быть для князя стольного Трудно, что ни говори! Лишь Мишата не задумался: «На примете есть одна,— Молвил он. — лебедка белая. Богатырская жена. То жена Данилы славного. Уж куда как хороша Василиса свет Микулишна, Раскрасавица-душа! Ясны очи соколиные, Брови соболя черней; В целом городе Чернигове Василисы нет умней. Не уступит мужу книжному В русской грамоте она, И петью-четью церковному Хорошо обучена». С грозным гневом на Путятича Князь Владимир поглядел: — Спьяну, что ль, заговорился ты Али в петлю захотел? Разве я лишился разума? Разве зверь я али тать? От живого мужа можно ли Мне жену насильно взять? Не сробел Мишата, вкрадчиво Князю молвил он в ответ: «Князь Данило ходит под богом — Нынче жив, а завтра нет. Коль слова мои не по сердцу, То казнить меня вели; Только прежде поохотиться В лес Денисьича пошли. В темных дебрях под Черниговом Зверя тьма, а лову нет: Прикажи поймать Денисьичу Злого тура на обед. На охоте все случается: С буйным зверем труден бой, И не взять его охотнику, Княже, силою одной». Понял князь Владимир киевский Смысл лукавых этих слов. И писать к Даниле грамоту Он призвал своих писцов. Те писцы писали витязю. Чтобы он в лесах густых Ради князя поохотился На зверей и птиц лесных. Поискал бы тура дикого, С поля взял его живьем. И отправил князь Митятича С этой грамотой послом.

III

В светлом тереме Даниловом. Призадумавшись, одна У окна сидит красавица, Богатырская жена. Муж уехал поохотиться В бор Черниговский чем свет: Вот уж время близко к вечеру. А Денисьича все нет. Скучно ей одной без милого, Грусть-тоска ее томит… Вдруг услышала: у терема Раздается стук копыт. Гость нежданный и непрошеный У Даниловых ворот, Привязав коня усталого, Скоро к терему идет. Не спросился слуг невежливый Володимиров посол: Он в светлицу безлокладочно С княжьей грамотой вошел. Василиса гневно встретила Неучтивого посла И неладным смердом княжеским, Рассердившись, назвала. А Путятич молвил, до земли Василисе поклонясь: «Не гневися, государыня. Что вошел я не спросись. Не своей сюда охотою Я приехал, князь велел; В терем твой без воли княжеской Я войти бы не посмел. К твоему Даниле грамоту Князь велел мне отвезти: Получи, а за невежливость, Государыня, прости». Василиса закручинилась, Прочитав княжой приказ: Побелели щеки алые, Слезы хлынули из глаз. Поняла она из грамоты. Что недоброе в ней есть. Что замыслил князь Денисьича Злою хитростью известь. Кличет слуг к себе Микулишна И велит седлать коня. «Снаряжайте, слуги верные. К мужу в поле вы меня! Дайте платье молодецкое, Принесите лук тугой! Сердце чует горе лютое И дрожит перед бедой…» И катились слезы горькие Крупным градом по лицу. Слуги верные ретивого Привели коня к крыльцу. На коня она садилася. Взяв колчан каленых стрел. И, едва земли касайся, Конь, как вихорь, полетел.

IV

Над собой беды не ведая. Рыщет в поле богатырь. Быстрый конь Данилу по полю Быстро носит вдаль и вширь. Настрелял с утра Денисьевич Много дичи луговой; Он охотой не натешится. Не спешит к жене домой. Вдруг он видит: от Чернигова Не орел к нему летит — Мчится вихрем добрый молодец. Под конем земля дрожит. Закричал Данило молодцу. Меч подняв над головой: «Стой, удалый, добрый молодец! Говори, кто ты такой? Коли друг, то побратаемся. Поведем любовно речь; Коли недруг — потягаемся, У кого тяжеле меч». Говорит проезжий молодец, Шапку сняв с густых кудрей: «Не узнал ты, свет Денисьевич, Молодой жены своей! Знать, не долго нам понежиться И в любви пожить с тобой. Перестань охотой тешиться. Поезжай скорей домой!» Тут прочла ему Микулишна Володимиров ярлык, Но Данило в хитрый умысел Князя стольного не вник. Отвечает он с усмешкою Молодой своей жене: «Вижу и, тебе кручинушка Померещилась во сне. Где же видано и слыхано, Чтобы князь богатыря За любовь и службу верную Извести задумал зря? Лучше в тереме хозяйничай. Знай домашний обиход И словами неразумными Не пугай меня вперед. Я на тура поохотиться Рад для князя всей душой; Только мало стрел осталося, А запасных нет со мной. Привези колчан мне маленький, А большого не бери: Мною стрел ловцу не надобно — Метко бьют богатыри!» Говорит она: «Со стрелами Я большой колчан взяла. Не сердись, нужна при случае В поле лишняя стрела. Чует горе сердце вещее. Ты словам моим поверь. Тур не страшен для охотника,— Человек страшней, чем зверь…» С грустью тяжкою Микулишна Крепко мужа обняла И вернулася к Черниюву, Путь слезами полила.