Суета, сказал мудрец, все суета!Приблизьтесь к постели, рядом станьте.Ну где же Ансельм? – Вы сыны или родичи –Ох Господи, увы моей памяти!Была она многих мужчин достойнее,И старый Гендольф завидовал жены моей прелести,Но в прошлом осталось прошедшее,И давно опочила она, а я стал епископом…Потому помните, что жизнь – это сон.Что она и к чему она? Я не ведаю,Лишь чувствую, как вытекает жизнь каждый часИз меня, покуда лежу в зале каменном,И ощущаю умиротворение…Покой! Церковь здешняя была местом убежища,Тут и быть могиле моей. Здесь сражался яНе жалея ни зубов ни ногтей, за благо ближнего…– А старый Гендольф обманул меня, хитрая бестия!Камень хорош, им с юга доставленный,Коим прикрыл он своё стерво, прости Господи!Но и моя здесь келья не тесная,Можно видеть край кафедры проповедника,И часть хоров – сиденья тихие,А сверху купол – жилище ангелов,Где солнечный свет в стёклах множится.Здесь быть и гробнице моейИз базальта прочного; окончу путь свойВ некоей скинии, в окруженииДевяти колонн – пусть попарно стоятИ в ногах последняя, где сейчас Ансельм.Все из редкого мрамора, цвета персикаПышного,
искристого, как дорогое вино.– Этот старик Гендольф с его гробницеюИз мрамора, как лук слоистого [2] –Пусть он будет виден мне! – Цвета персика,Розово- непорочного! Дорого достался он!В год, когда в церкви бушевал пожар –Сколь многое спасено, а не утрачено!Сыновья! Дождавшись смерти моей,Раскопайте пруд при винограднике,Там, где стоит пресс масляныйИ найдете на дне – о Господи!Нет сил терпеть! – в листве закопанный,Сохраненный в ветвях оливковыхЛяпис-лазури [3] кус – о Боже праведный!Большой, как голова еврея отсеченная,Голубой, как вены на груди Богородицы…Сыны, все завещаю вам, моим наследникам,И отличную виллу Фраскати с термами,Потому – пусть лежит та глыба меж колен,Подобно тому, как в церкви ИисусовойДержит Господь в руках шар земной!Останется Гендольфу смотреть да завидовать!Годы наши, как челнок, бегут,Умирает муж, и не найти следов…Велю гробницу делать из базальта черного,Вдвое темнее, чем nero attico [4] ,Ибо лучше вам фриза не выдумать,Чтоб украсить место упокоения.Обещайте сделать рельеф бронзовыйПанами и Нимфами украшенный,Также треножниками, вазами и тирсами [5] ,И Спасителя, говорящего проповедь Нагорную,Святую Праксидию во славе её,И Пана, Нимфу обнажающего,И Моисея со скрижалями… Но вижу я,Совсем меня не слышите! Ансельм, что задумали?По смерти волю мою нарушить надеетесь,И сделать гроб из травертина [6] бедного,Чтобы Гендольф из склепа подхихикивал!?Нет – уважьте меня – все из яшмы сделайте,Из яшмы, клянитесь, иначе разгневаюсь!Жаль оставить мне ванну мою, зеленую,Из цельного куска, как фисташковый орех –Но ещё яшма в мире сыщется…Благосклонна ко мне святая Праксидия,Для вас лошадей ли не вымолю,И старинных свитков греческих [7] ,Иль девиц с бедрами округлыми?– А когда будете писать эпитафию,Изберите Туллия латынь изысканную,Не ту безвкусицу, что у Гендольфа выбита;Туллия [8] , мастера! Ульпиан [9] пред ним никто!Вот так отныне хочу покоитьсяЯ в церкви моей века целыеСлушая звуки литургии божественной,Наблюдая вечный обряд причастия,И свет свечей восковых, и чувствуяСильный, густой, волнующий дух ладана!Не как сейчас лежу, умирающийМедленно, будто жизнь вытекает каплями,Ладони сжав, будто держу посох пастырский,Ноги вытянув, будто земли коснуться могу,И одежды мои последниеУже легли скульптурными складками.Вот свечи гаснут, и думы странныеВходят в меня, и шумит в ушах,Будто жил я уже до сей жизни земной,И о папах, кардиналах и епископах,О святом Праксидии и его Нагорной проповеди,И о матери вашей, бледной, с очами говорящими,И о новонайденных урнах агатовыхСвежих, как день, и о мрамора языке,Латыни ясной и классической…Ага, ELUCESCEBAT [10] говорит наш друг!?Нет, Туллия, Ульпиана в крайнем случае!Тяжел был мой путь и короток.Весь ляпис, весь, детки! Иль папе РимскомуВсе отписать? Сердца не ешьте мне!Глаза ваши, как ящерицы, бегают,Блестят, как у покойной матери,Не задумали вы разъять мой фриз,Изменить мой план, заполнить вазуГроздьями, маску добавить и терм [11] ,И рысь привязать к треножнику,Дабы она повергла тирс, прыгая,Для удобства моего на смертном одре,Где лежу я, вынужден спрашивать:"Жив ли я или умер уже"?Оставьте меня, оставьте, негодные!Неблагодарностью вы меня измучали,До смерти довели – желали этого,Богом клянусь, желали этого!– Почему здесь камни крошатся,Проступает пот на них, как будто мертвыеИз могил наружу просачиваются –Чтобы мир восхитить, нет боле ляписа!Ну, идите же! Благословляю вас.Мало свечей, но в ряд поставлены.Уходя, склоните головы, как певчие,И оставьте меня в церкви моей, церкви убежищаГде смогу в покое я посматриватьКак Гендольф из гроба ухмыляется –До сих пор завидует, так хороша она была!
2
"Камень, как лук слоистый" – чиполлино, итальянский слоистый мрамор.
3
Ляпис – лазурь – поделочный камень ярко-голубого цвета; самый большой кусок такого камня в Италии находится в церкви Иисуса (Рим).
4
Nero attico – итальянский черный мрамор.
5
Тирс – жезл, с которым изображают древнегреческого бога Диониса (Вакха).
6
Травертин – обычный римский камень-известняк.
7
Рукописи (древне) греческие – модный в эпоху Ренессанса предмет коллекционирования.
8
Туллий – римский оратор, представитель классического латинского языка и стиля Марк Туллий Цицерон.
9
Ульпиан – писатель более поздней эпохи (2 век н.э.), эпохи "поздней" латыни.
10
ELUCESCEBAT – поздняя форма латыни (Цицерон сказал бы ELUCEBAT).
11
Терм – бюст на квадратной в сечении колонне (так изображали в древнем Риме бога Терминуса).
Перевод Эдуард Юрьевич Ермаков
Песни кавалера
1. Шпоры и седло
Шпоры, седло, на коня – и вперед!Замок спасения скорого ждет.Раньше, чем солнце помчится в полет –(Хор)"Шпоры, седло, на коня – и вперед!"Сонных предместий мелькает черед,Ранний прохожий рукою махнет:"Рыцарю слава, что песню поет –(Хор)Шпоры, седло, на коня – и вперед!"Лосем,
что гончими взят в оборот,Замок Брансепит средь войска встает.Тупоголовый [12] вождь сдаться зовет:(Хор)"Ну-ка, в седло, на коня – и вперед!"Трусам Гертруда моя в укоротСмехом ответит: "Нет, так не пойдет!Лучше нам выйти в нежданный налет!(Хор)Шпоры, седло, на коня – и вперед!"
2. Как на парад
12
Тупоголовыми (буквально – круглоголовыми, roundheads, или короткострижеными) звали деятелей из партии сторонников Парламента (время английской революции). Кавалеры – лоялисты, т.е. сторонники короля, гордились длинными волосами.
Кента земля встала за Короля,К чему нам Парламент – ругани для?В печали народ, бесчинствует сброд,Но дворянин чести не предает.Как на парад, идет наш отряд,Тысяча храбрых, и каждый петь рад.Чарльзу – ура! Пиму смыться пора,Для трусов у Черта готова дыра.Встать, господа! Вино и водаНас подождут, не нужна и еда,Когда…(Хор)Как на парад, идет наш отряд,Тысяча храбрых, и каждый петь рад.Хемпдена вон, пусть накормит ворон!Гарри и Хазельриг ждут похорон.Англичане, вперед! Руперт идет!Кент лоялистский – наш час настает!(Хор)Как на парад, идет наш отряд,Тысяча храбрых, и каждый петь рад.За Чарльза сам Бог! Пима банду – в песок!У Черта для гадов горяч уголек.За правду ты стой и тем силы удвой,Ноттингем близко; готовый на бой,(Хор)Как на парад, идет наш отряд,Тысяча храбрых, и каждый петь рад.
Перевод Эдуард Юрьевич Ермаков
Вдаль по морям…
Вдаль по морям флотилия шла,Носы направив к дальним берегам,Под стать и ветру и волнамОснащена была:Суда обшиты бычьей кожей –Смолой пропитанной одежей,Из бревен грубых корпус сбит,Хоть неказист и груб на вид –Но под палаткою парчовой,Из прочной ткани и богатой,На каждой палубе кедровый,Распространяя ароматы,Ларь возвышался, груз скрывая;От ливней спрятан был надежно,И защищен от брызг соленых,От ночи взоров удивленных,И ни луны дурманный свет,Ни звезд холодных злая стая,Пурпур палатки созерцая,Наш не могли понять секрет.С зарею, веселы и рады,Мы весла брали, поднимали паруса,Когда же вечер шлет прохладу,И ночи вздох наполнит небеса,Пройденный путь бывал для нас отрадой,Веселые звенели голоса,Мы пели, будто на земле недвижной и зеленой,И, паруса отдав ветрам во власть,Надежно закрепив рули,Под блеском звезд мы спали всласть,Далеко от родной земли.Лежали все вокруг палаток,Из них же дым струился, сладок,Звучала музыка и – временами – светПрекрасный озарял все корабли.Кружились звезды, уходила тьма,На мачтах поднималась кутерьма,Вперед стихия нас несла сама!Вот, наконец – земля! – чуть-чутьВидна меж небом и водой.Нам капитан: "Еще опасен путь,Вон буруны, – вниманье, рулевой!"Но море позади, желаем мы прильнутьЧрез много дней к груди земной!Утес, но прочен и высок.Так доски прочь – настал наш срок!Парча летит над головой –Над каждым судном идол восстает!В восторге гимны мы поем,Суда в лагуну мы ведемСо славою и торжеством.Сто статуй мраморных сверкают белизной!Для каждой мы особый строим храм,Обводим прочной каменной стеной.Труд удалось окончить намК закату; сели на песок сырой,Чтоб гимн воспеть своим делам!Но вдруг! Вокруг веселье, крикДонесся сквозь туман,И плот причалил в тот же мигС толпой островитян."На наши острова! – тут слышим мы, –Что на воде, как тучки спят,Гостеприимен храмов круг,Оливы вас листвой манят –Там место идолам!" – И тут очнулись мы,И трезвый вкруг себя бросаем взгляд:Теперь увидели – да поздно –Каким пустым, унылым, грознымСмотрелся груз принявший островок!Воззвали все: "По кораблям!Навеки оставаться тутДарам; великий кончен труд,Мы выполнили давний свой зарок!Восторг не омрачить!" – так закричали мы.
Перевод Эдуард Юрьевич Ермаков
Итальянец в Англии
Второй уж раз охота шла за мнойГорами, низом, морем и рекой,И Австрия, послав голодных псовПо всей округе рваться с поводков,Уже, хрипя, брала мой свежий след;Шесть дней я укрывался, как в дупле,Под акведука дряхлыми стенами,Где с Карло мы ловили малышамиНа сводах светляков, горящих крох –Они ползли сквозь свой любимый мох…Всех Карло предал, дружество скверня!Шесть дней кругом сновала солдатня,Я видел их; когда свалили прочь,И избавленья наступила ночь,То вспыхнул в небесах грозы запалОгнем сигнальным; смирно я лежал,Все о тебе, друг милый Меттерних,Я думал, о предателях лихих,И об ином, два дня; а голод рос,И нестерпимым стал; тут на покосКрестьяне из деревни прибрели;Я нравы знал своей родной земли –В Ломбардии, спеша к уборке нив,Берут с собой еду, на мулов нагрузив,Навесив колокольцы – веселить бедняг;Везут всегда с собой немало флягС вином, от солнца их укрыв листвой;Ватагу мулов пропустил перед собой,И подождал, пока пройдет толпаКрестьян болтливых; а когда тропаЗаполнилась их женами, идущими помочь,И дочерьми – все ждал, покуда прочьОни уйдут. Последней я метнулВдогон перчатку, лишь ее однуЗовя спасти. Не вздрогнула она,Не закричала; сгорбилась спина,Кидает взгляд короткий в сторону мою,И видит, что я знак ей подаю.Меня скрывала старая ветла;Подняв перчатку, она ветви отвелаИ поспешила прочь, находку подхватив,Запрятав бережно ее себе за лиф.Пустынно стало; скорчился в кустах…Лишь за Италию я ощущаю страх.
