Стикс
Шрифт:
— Извините. Значит, Мукаев. Следователь Мукаев. Извините. Я. Да. Инструкции.
И тут он вспомнил про брелок. Серебряный дельфинчик, который лежал на трельяже в комнате Сидорчука. Выхватил его из кармана, показал:
— Эта вещь чья?
— Моя, — облизнул тонкие губы Сидорчук.
— Неправда.
— Откуда знаешь? Те.
— Это ключи от машины. Черный пятисотый «Мерседес». Так?
— Так, — прошептал Сидорчук.
— Где вы их взяли?
— В твоем кармане. Вместе с документами. У меня от этого в голове все смешалось. Как? Откуда? Ведь это же…
Хлопнула дверь, вошел капитан Свистунов.
— Беседуете? Ну и как результат?
— Гражданин Сидорчук, — официально сказал он, придвинув протокол, — рассказывайте все с самого начала. Каким образом и по чьему указанию вы стали заниматься незаконным производством подпольной водки?
— Да-да. С самого начала. Я родился в деревне Горетовка, закончил десять классов, потом хотел поступить в институт, но не прошел по конкурсу. Осенью забрали в армию…
Он сидел, слушал и не мог отделаться от мысли, что история эта уже знакома. До боли знакома. Даже интонации в особо жалостливых ее местах знакомы. Да, Сидорчук родился в Горетовке, да, после школы не прошел по конкурсу в институт, поступил туда уже после армии. Институт мясомолочный, не особо престижный, но высшее образование есть высшее образование. Тем более что начались времена перестройки, потом, как грибы после дождя, начали появляться различные ЗАО, ООО, ТОО. Предприимчивый Сидорчук с высшим мясомолочным образованием решил заняться бизнесом в родной Горетовке и арендовал там несколько гектаров земли, да бычков взял на откорм, да на ферме развернулся. Погубило предпринимателя непомерное тщеславие. Еще не отбив кредитов и не оказавшись в твердых плюсах, Илья Михайлович купил участок земли в городе, в Нахаловке, и стал строить там огромный особняк. Сил своих не рассчитал, такого рода начинание требовало больших денег. Зачем так нужен был этот дом, Сидорчук и сам толком не знал. Жили они в Горетовке вдвоем с матерью, места в деревенском доме хватало. Сказал, что погнался за другом детства, который мельком упомянул как-то, что живет в коттедже под Москвой. И что это очень удобно и престижно. Вот и заклинило Сидорчука на престиже.
И тут случилась беда: неурожай. Потом на ферме один за другим начали дохнуть взятые на откорм бычки. Кредиторы засуетились, потребовали полного финансового отчета. Отчет у Сидорчука был только один: огромный недостроенный особняк в Нахаловке. Все деньги ушли туда, как в черную дыру. Выход был: ликвидировать хозяйство, продать дом, рассчитаться с долгами. Но обратно в грязь не хотелось. Привык быть в деревне человеком, которому завидуют, кланяются и у которого просят в долг. И тут приехал из Москвы на дорогой машине человек, представившийся скромно Алексеем Петровичем. Знал приезжий про Сидорчука все, и это было удивительно. Особенно удивительно, что просчитал до мелочей и колебания Ильи Михайловича, и сомнения, и трусость природную. И предложил ровно столько, сколько надо было, чтобы Илью Михайловича сломать. Будь господин Сидорчук поумнее, это не только удивило бы, но и насторожило. Как, каким образом московский товарищ так точно осведомлен не только о делах фермера, но и об особенностях характера?
Но не насторожило, и в огромном особняке
Вот, собственно, и вся печальная история. Он, следователь Мукаев, только никак не мог вспомнить, где же ее слышал. Но повторялось все, даже интонации, паузы и вздохи. Сидорчук искренне себя жалел. «Ну, что делать, а? Что делать?»
«Дежа вю, — подумал он. — Теперь уже дежа вю. Не слишком ли много психических отклонений для одного человека? Амнезия, раздвоение личности, теперь еще и это. Но любую фразу Сидорчука я могу закончить теми же словами, что и он».
— …не хотел. От отчаяния это.
— Что? — вздрогнул. Это уже что-то новенькое.
— Стрелял от отчаяния. Обещали же, что с гарантией. Ни одного прокола.
— И кто давал зелье? — спросил настороженно Свистунов.
— Он. Алексей Петрович.
— Фамилия, адрес?
— Ну, не спрашивал я. Не спрашивал. Упакованный мужик. И не блатной.
— На какой машине он приезжал?
— «Тойота».
— Какая? «Тойот» много.
— «Лэнд Крузер». Джип.
— Ого! Часто приезжал?
— Нет. Раза два. Потом были курьеры.
— А курьеры ничего не помнят. Значит, признаете, что покушались на жизнь следователя Мукаева?
— Да. Признаю.
— И больше ничего сказать не можете?
— Не могу. Не главный я, поймите. Просто не повезло.
— Но когда деньги рекой потекли, небось подумал, что в жилу попал, — усмехнулся Руслан. — И сейчас спокоен. А почему?
Сидорчук вдруг неприятно оскалился, показал прокуренные зубы:
— А чего мне волноваться? Слово я заветное знаю. Только вам его не скажу.
— «Мы с тобой одной крови», что ли? Маугли, тоже мне! Лягушонок, блин, глазастый. А кому? Кому скажешь? — придвинулся вплотную к задержанному Руслан.
— Кому надо. Устал я. Давайте протокол. Устал.
— Ладно, хватит на сегодня, — сказал он, следователь Мукаев. И повторил: — Хватит. Подписывайте, Илья Михайлович.
Тот взял авторучку правой рукой, повертел ее в пальцах, потом переложил в левую. Пока расписывался, он смотрел очень внимательно и вдруг не выдержал:
— Вы что, левша?
Сидорчук вздрогнул и отчего-то сильно испугался. Засуетился, отодвинул протокол, переложил авторучку в правую руку, хотел было зачеркнуть свою роспись, потом что-то сообразил. Заговорил быстро, оправдываясь:
— Не левша, не левша. Это я так. Привычка.
— Привычка?
— Ну, не привычка. Это я так. Не левша.
Свистунов вдруг нахмурился:
— Ты не темни. Почему ж тогда левой рукой пишешь?
— Да вам-то что?! Вам-то что?! — дернулся Сидорчук. — Получили — заберите. Не левша я. Уведите меня.
Руслан вызвал конвой, когда остались в кабинете вдвоем, спросил:
— Ну, друг детства, что скажешь?
— Разве можно найти этого Алексея Петровича?
— Иголку в стоге сена. Если только засаду в Нахаловке устроить и ждать. Зелье-то у них кончилось. Авось привезет.
— А если не привезет?
— То-то и оно. Странная история. Тебе, Ваня, не показалось? А Сидорчук?
— Что Сидорчук?
— Не вспомнил его?
— Знакомый товарищ. Может, я его видел в подвале, когда был в полубессознательном состоянии?