Стилист для снежного человека
Шрифт:
– Да, жизнь-то как изменилась! Запросто могу себе теперь изумруды покупать! Экая красота, снимать не хочется!
Словно почувствовав, что в его адрес сказали гадость, мопс вздрогнул и заскулил. В ту же секунду Машка схватила вазочку с вареньем и метнула ее в Милу. Манюню с детства отличает полнейшая неспособность попасть мячом в кольцо, поэтому сейчас хрустальное корытцо угодило в стену. Темно-красная, вязкая субстанция медленно потекла по светло-бежевой поверхности. Зайка молнией кинулась к Миле, в руках она сжимала бамбуковый поднос. Звонарева побежала по
– А ну наподдай ей, – закричала Маша, подлетая к Александру Михайловичу, – эй, проснись!
Дегтярев опустил журнал.
– Что?
– Давай, догони Милу, – злилась Машка, – ей надо вломить!
– Кому? – заморгал полковник.
Манюня рассердилась еще сильней.
– Ты ничего не слышал?
– Ну…
– Журнал читал!
– Да, – признался Александр Михайлович, – очень интересная статья попалась, про королевский двор…
– Тут скандал, все орут, а он с журналом! – подскочила Машка.
Александр Михайлович ухмыльнулся.
– Так у нас всегда кричат! Если на каждый вопль внимание обращать, облысеешь!
Манюня глянула на обширную плешь, украшающую макушку Дегтярева, и захихикала. Я постаралась спрятать улыбку.
– Что-то случилось? – решил вклиниться в реальную жизнь полковник.
Машка раскрыла рот, и тут из прихожей раздался сначала звонок домофона, потом стук входной двери, затем крик, шум и вопль, ужасный, леденящий душу. Подобные звуки человек способен издавать лишь в крайних случаях.
Не задумываясь, мы все вместе ринулись в прихожую.
В углу, около встроенного шкафа, обнаружилась красная, растрепанная Зайка. Губная помада у Ольги размазалась, тушь с ресниц стекла на щеки. На пороге маячил… Костя, около его ног высился темно-коричневый, перетянутый ремнем чемодан. А посреди прихожей, на красивой серо-бежевой плитке, лежала Мила. Руки ее были широко разбросаны, ноги поджаты. Мое сердце екнуло.
– А ну, подвинься, – велел мне Дегтярев и шагнул к Миле.
Окружающие стояли молча, словно играя немую сцену из бессмертной комедии Гоголя «Ревизор». Александр Михайлович наклонился к Звонаревой, потом присел около нее, затем быстро вытащил из кармана мобильный, нажал на кнопки и сухо велел:
– Игорь? Немедленно к нам, всех. Да, сюда, в Ложкино. Пока не знаю.
Потом он спрятал сотовый в карман и резко спросил:
– Что произошло? Отвечайте четко, дело серьезное.
– Я выбежала из комнаты, – прошептала Маня, тыча пальцем в неподвижно лежащую Милу, – по дороге потеряла тапки и остановилась.
– А я ее догнала, – подхватила Зайка, – и треснула подносом!
– Бамбуковым? – уточнил Дегтярев. – Тем, что со стола прихватила?
– Ага, – кивнула Ольга.
– Дальше, – потребовал полковник.
– Она обернулась и сказала…
– Что? Говори!
– Ну… пошла ты …! …! – выпалила Зайка.
– Продолжай.
– Больше она ничего не говорила.
– Упала?
– Нет, подлетела к двери, а тут звонок.
– Он затрещал
– Он ее схватил, – перебила Ирку Ольга, – и давай бить. Во, по щеке!
– Ага, по левой стороне!
– Затем в живот.
– И в спину.
– Как закричит: «Убью на…!»
– Скрутил Милку, через колено перегнул.
– Да, да, точно, прямо всю ее так вывернул и орет: «Ща попляшешь, попрыгаешь, будешь знать, как по мужикам шляться».
– Милка как завопит…
– Угу! Во весь голос, а он ей в рот что-то сунул!
– Я ничего не совал, – отмер Костя.
– Я все видела, – затопала ногами Зайка, – руку ей прямо между зубами засунул.
– Нет!
– Да.
– Нет!!!
– Да!
– А ну замолчите, – рявкнул полковник.
Неожиданно присутствующие послушались. Пару секунд в холле висела тишина, затем из коридора послышались шаги, и голос кухарки Катерины спросил:
– Чего вы тут раскричались? Ой! Случилось что? Мама! Ей плохо! Надо врача звать. Дарь Иванна, ну чего столбом стоите, живенько на охрану звоните, пусть хоть наша Анна Сергеевна из медпункта придет. О господи! Где телефон? Сама звякну.
– Не надо, – резко ответил Дегтярев.
– И че? – уперла руки в бока Катерина. – Оставить человека так? Не видите, ей плохо!
– Мила умерла, – ответил полковник, – ничего не трогайте, наши уже едут.
Я вцепилась в косяк.
– Ты уверен?
Александр Михайлович кивнул.
– Да, Аркадий, уведи женщин, пусть в столовой сидят.
Ирка завизжала и опрометью ринулась в свою комнату. Зайка закрыла лицо руками, Маня стала пятиться ко входу в баню, я же перестала вдруг слышать, перед глазами откуда ни возьмись появилась серая вуаль. Сквозь трясущееся полотно тумана я увидела, как Костя сначала пошатнулся, а потом упал прямо у входа.
Глава 3
Следующие дни были заполнены неприятными хлопотами. Тело родным отдали не сразу, а лишь после того, как соответствующие специалисты сделали вывод: Людмила Звонарева погибла от яда неизвестного происхождения.
Я не буду детально описывать сейчас процедуру в крематории, сами небось понимаете, что никаких положительных эмоций никто не испытывал. У Милы с Костей было огромное количество знакомых. На погребение явились все. Стояли, словно нахохлившиеся вороны, и тихонько перешептывались, но стоило кому-нибудь из нашей семьи возникнуть возле группы только что беседовавших людей, как воцарялась тягостная тишина. Впрочем, поведение знакомых было понятно, Мила погибла в нашем доме, следовательно, по мнению сплетников, мы причастны к преступлению. Справедливости ради, следует отметить, что подобной точки зрения придерживались подружки Милы и Нина Алексеевна. Когда гроб тихо поехал за бархатные занавески, мать Людмилы выпрямилась и, ткнув пальцем в меня, звонким, сильным, мигом перекрывшим печально-величавые звуки «Реквиема» голосом сказала: