Стилист для снежного человека
Шрифт:
Перестройка к тому времени благополучно завершилась, в бывшем СССР, а теперь просто России, набирал обороты капитализм. Богоявленский успел обзавестись компьютером, научился работать на нем и старательно рассылал по импортным книгоиздателям свои предложения.
Обрадованный звонку француженки, Богоявленский воскликнул:
– Отлично. Я готов к разговору.
– Давайте встретимся, – предложила дама.
– Хорошо, где? – моментально согласился Владлен.
– Лучше всего у меня дома, – ответила тетка, – кстати, я не представилась, Катрин!
– Она позвала вас к себе? – не утерпела я.
– Да, а что показалось вам странным? – усмехнулся Владлен. – Лично я не усмотрел в предложении ничего необычного, где же поговорить?
Я побарабанила пальцами по столу. Несколько лет я безвыездно прожила в Париже, да и сейчас часто мотаюсь в город любви. Очень хорошо знаю, что французы на самом деле слегка жадноваты, и еще они тщательно охраняют свою личную жизнь. Ни один парижанин не потащит приятеля к себе, чтобы скоротать вечерок на кухне, с бутылочкой и селедочкой. Во-первых, у французов на кухнях, как правило, нет столов, а во-вторых, они позовут вас в ресторанчик и не факт, что оплатят счет целиком. Поэтому предложение французской книгоиздательницы показалось мне более чем странным, но сейчас не время сообщать Владлену о своих соображениях.
– Давайте адрес, – попросил Богоявленский.
– С удовольствием, но, если не трудно, попрошу вас приехать сегодня, около полуночи, – ответила Катрин, – у меня очень много дел в Москве, а завтра я улетаю.
Я захлопала глазами. Ну и ну! По французским понятиям эта Катрин вела себя более чем неприлично! Хотя, может, она часто бывает в России и понабралась наших привычек?
Владлен, плохо знакомый с менталитетом иностранцев, мгновенно согласился, принял душ, побрился, надел новую рубашку, побрызгался хорошим, недавно подаренным одной дамой сердца парфюмом и порысил на свидание.
Район, где обреталась француженка, находился далеко. Дома тут высились одинаковые, и Владлен довольно долго бродил между блочными, уныло-серыми башнями, пытаясь найти корпус Г.
В конце концов, в начале первого, он попал в загаженный подъезд, зажав нос, вознесся на нужный этаж, позвонил и, увидав мигом распахнувшуюся дверь, сказал в темную прихожую.
– Извините, ангел мой, я запутался.
– Ничего, – прошелестело из тьмы, – ступайте сюда.
Неожиданно голос показался ему знакомым, и он был не женским. Слегка изумленный странным приемом, Владлен шагнул в темноту, входная дверь сама по себе захлопнулась.
Богоявленский вздрогнул, его обступил непроглядный мрак, ни один лучик света не прорезал пространства.
– Душенька, – попросил Владлен, – не могли бы вы зажечь лампу, право, я теряюсь впотьмах.
– Сейчас, – сказал до боли родной мужской голос, – только ты за стену уцепись.
– Зачем? – изумился поэт, пытаясь сообразить, отчего ему так хорошо известен сей спокойный баритон.
– Чтобы не упасть, – со смешком пояснил хозяин, и в ту же секунду под низким потолком вспыхнула простая, неприкрытая никаким абажуром лампочка. Владлен на секунду зажмурился, потом открыл глаза, увидел вбитые в стену крючки, потертые обои, повернул голову и по-бабьи взвизгнул.
В узком коридорчике стоял постаревший, поседевший Николай Шнеер.
– Сказал же, ухватись за вешалку, – улыбнулся он, – а еще лучше сядь!
Богоявленский рухнул на табуретку, белевшую около стены.
– Коля, – прошептал он, – ты?
– Я.
– Что ты здесь делаешь? – никак не мог прийти в себя Владлен.
– Живу временно, завтра уезжаю.
– Коля, – в изнеможении выдавливал из себя слова Богоявленский, – ты вообще откуда сюда приехал и в какое место завтра отправляешься?
Шнеер рассмеялся.
– Не бойся, ты видишь не выходца с того света. Я жив, здоров и вполне еще ничего себя чувствую.
– Но… мы же похоронили тебя!
– Ты видел труп?
– Н-нет, – заикался Владлен, – гроб был закрыт.
– То-то и оно.
– Но Нина…
– Ей тоже мертвеца не показали.
– Господи, – потряс внезапно заболевшей головой Богоявленский, – кто же лежит в могиле?
Шнеер пожал плечами.
– Понятия не имею. Этой стороной вопроса занимался иной человек. Главное – я жив.
– Но Нина…
– Считает меня умершим.
Владлен вскочил на ноги.
– Коля! Ты зачем такое учудил? Решил удрать от жены? К любовнице? Нет бы просто развестись!
Шнеер снова засмеялся.
– Ты неисправим. Первая мысль, приходящая в голову нашему поэту, всегда о бабах. Помнишь, где я служил?
Владлен кивнул.
– Еще вопросы будут? – вздернул брови Николай.
– Так КГБ давно нет, – прошептал поэт.
Шнеер усмехнулся.
– Может, и так, а может, и иначе. Ладно, времени мало, мне нужна твоя помощь.
Владлен снова обвалился на табуретку, его затрясла крупная дрожь.
– Экий ты псих стал, – укорил лучший друг, – да и выглядишь плохо. Пьешь?
– Нет, давлением мучаюсь, голова болит, – пояснил поэт, приходя потихонечку в себя.
– Ясно, – процедил Николай, – и расплылся весь. Диету соблюдай, занимайся спортом, вот лишний жир и скинешь, нельзя так себя запускать.
– Что делать надо? – залепетал Владлен.
– Ерунду.
– А именно?
– Принести бумаги.
– Какие? – снова заколотился в ознобе поэт.
– Приди в чувство, – встряхнул его Шнеер, – и слушай. В моем кабинете, во втором от окна шкафу…
– Почему сам не возьмешь? – спросил Владлен, когда Шнеер умолк.
Николай постучал согнутым пальцем по лбу.
– Да, действительно, – спохватился Владлен, – но Нина может меня не впустить.
– Постарайся.
– Как?
Шнеер вздохнул.
– Значит, так! Запоминай сценарий, соберешь все актерские задатки, а они у тебя есть, и принимайся за дело.
Владлен замер на табуретке. Выучив роль, Богоявленский начал проявлять любопытство: