Стилист для снежного человека

Донцова Дарья

Загрохотал замок, зазвякала цепочка, заскрипели петли.

– Это вы! – воскликнул Богоявленский.

– А кого вы ждали? – улыбнулась я.

– Домработницу, – растерянно ответил поэт, – вечно идиотка не в тот час является.

– Вы держите прислугу?

– Что же здесь странного? – нахохлился Богоявленский.

– Ничего, конечно. Но вы так жаловались на стесненные обстоятельства, а поломойке платить надо, причем регулярно!

Владлен моргнул сонными глазами, потом приосанился, подтянул пояс у халата и ледяным тоном осведомился:

– Чем обязан, милостивая государыня? Ваш визит нанесен не в лучшую минуту, утром посещать знакомых считается неприличным.

– А я не в гости!

– Да? – изогнул бровь Богоявленский. – Извольте объясниться, что вы имеете в виду?

– Принесла вам привет.

– От кого? – совершенно искренне удивился поэт.

– От Нины Алексеевны Никитиной, вдовы Николая Шнеера, матери убитой актрисы Людмилы Звонаревой, – спокойно ответила я, – только не вздумайте сейчас кричать: «Не знаю Никитину». Право, это глупо, вы с детства дружили с ее мужем, Николаем Шнеером.

– Так Нина переехала, – неожиданно ляпнул Владлен, – перебралась на другую квартиру. Я думал, адреса не найти!

– И поэтому охотно сообщили номер телефона ее прежних апартаментов, – натянуто улыбалась я. – Понятненько, очевидно, у поэтов плохо с логическим мышлением, да оно и ясно, рифмоплеты, как правило, витают в облаках, предпочитая жить на небесах, а не на грязной земле. Только любому человеку, передвигающемуся на ногах, а не парящему в небе, может прийти в голову очень простое соображение: Нина оставила свои координаты новым владельцам комнат. Так, знаете ли, часто делают, дабы не потерять тех знакомых, которые звонят друг другу лишь раз в году, допустим, в день рождения.

Владлен чихнул, вытащил из кармана большой платок и принялся вытирать нос, рот, подбородок, щеки, когда он добрался до шеи, мое терпение лопнуло.

– Вы врун!

Богоявленский уронил скомканный платок.

– Что?

На его лице было написано огромное негодование, я обозлилась окончательно и, бесцеремонно подвинув хозяина, вошла в прихожую.

– Вас не приглашали, – отмер поэт, – извольте покинуть помещение.

– Как бы не так, – отрезала я, сняла куртку, повесила ее на крючок и повернулась к ошарашенному хозяину. – Поговорить надо.

– Нам не о чем толковать!

– А вот тут вы ошибаетесь.

– Убирайтесь прочь.

– Только после того, как вы ответите на пару вопросов.

– Безобразие, если не уйдете, я позову милицию, – пригрозил Богоявленский.

– Отлично, начинайте!

Владлен растерялся окончательно.

– Вы не боитесь слуг закона?

– Нет, конечно. Я не сделала ничего плохого, являюсь добропорядочной гражданкой и аккуратной налогоплательщицей. А вот у вас мысль об общении с людьми в синей форме должна вызывать ужас.

– Бред, – фыркнул Богоявленский.

– Вовсе нет, вы вор!

– Вор?

– Да. Настоящий уголовник!

Владлен разинул рот, странно всхлипнул, но потом справился с собой и закричал:

– Боже, вы сумасшедшая! У кого хотите спросите, любой человек подтвердит честность Богоявленского. Деточка, отчего вы под разными предлогами врываетесь в мой дом?

Я молчала. Вдруг лицо Владлена разгладилось.

– Впрочем, я понял в чем дело. Душенька, мои стихи – это просто фантазии, в жизни я старый, больной человек, совершенно не подходящий вам по возрасту, на Ромео мало похож. Вы сейчас спокойно ступайте домой, примите необходимые лекарства, отдохните, а затем найдите себе юношу, молодого, со взором горящим, и забудьте Богоявленского. Конечно, вы хороши собой, молоды, но именно сознание этих фактов и…

– Ну надо же, какое самомнение, вы приняли меня за влюбленную поклонницу, – рассмеялась я, – фатальная ошибка. Скорей уж я больше похожа на клювоносую птицу судьбу с железными когтями. Да и навряд ли могу считаться Джульеттой, той, насколько помню, было вроде четырнадцать лет. Мне же, как ни печален сей факт, намного больше. И я не сумасшедшая, переживающая осеннее обострение, ситуация намного хуже.

– Хуже?

– Да. Повторю, вам привет от Нины Никитиной. Знали эту женщину?

– Она умерла?

– Бог мой! Нет! С чего вы сделали подобный вывод?

– Ну… вы спросили «знали эту женщину»? Если человек жив, следует задать вопрос по-иному: «знаете ли эту женщину», поставить глагол в иное время.

Я погасила вновь вспыхнувший пожар озлобления.

– Не придирайтесь к словам.

– Интеллигентный человек обязан грамотно излагать свои мысли и доводы, даже если они глупы, – с пафосом воскликнул поэт, – вы не можете считаться воспитанным индивидуумом, пока не овладеете речью.

– А еще Нина просила передать, – ледяным тоном добавила я, – Владлен, верни бриллианты.

На лице поэта отразилось бескрайнее удивление, похоже, совершенно искреннее.

– Вы о чем толкуете? Какие алмазы?

– Не стоит кривляться, – вздохнула я, – не поможет. В кабинете стоят камеры, поэтому имеется видеозапись, Нина сохранила ее.

– Камеры?

– Да. Николай Шнеер когда-то установил у себя в библиотеке видеосистему, чтобы суметь поймать вора, который польстится на раритетные издания. Он замаскировал повсюду соответствующую аппаратуру, – шепнула я и тут же прикусила язык.

Господи, Николай скончался давным-давно, в те годы и слыхом не слыхивали ни о каких домашних видеокамерах. Не знаю, были ли они уже придуманы, сейчас Владлен расхохочется и вытолкает меня вон.

Глава 29

Но Богоявленский, похоже, разбирался в достижениях научно-технического прогресса еще хуже меня.

– Дружочек, – бормотнул он, – пойдемте в кабинет, никак не соображу, о чем речь.

Переполненная радостью, я потрусила за неожиданно сгорбившимся поэтом. «Никак не соображу, о чем речь». Ни секунды не верю в подобное заявление, то-то мы до сих пор вели милую беседу в коридоре, а потом, услыхав о воровстве, поэт решил зазвать гостью в комнату. Да уж! Иногда человеку нет нужды произносить фразу: «Я виноват», – все становится ясно по его поведению.