Стилист
Шрифт:
Машеров с Романовым переглянулись, и белорусский лидер после небольшой заминки, глядя в глаза сидевшего напротив всё ещё Генерального секретаря, произнёс:
— Леонид Ильич, спасибо за оценку моей деятельности, но я тоже буду с вами откровенен. В кресле Первого секретаря ЦК компартии Белоруссии я чувствую себя на своём месте. Я объездил республику вдоль и поперёк, знаю нужды и чаяния простого народа, там моя Родина, а вот смогу ли руководить такой большой страной… Честно скажу, не уверен.
— Берёшь самоотвод?
Машеров со вздохом развёл руки в стороны.
— Ну а ты что скажешь, Григорий Васильевич?
— Да и у меня ситуация в целом схожая, только в пределах не республики,
— Партия-то партией, но ты больше всё же о народе думай. А партия… Это локомотив, который тянет за собой состав под названием СССР. Ты, как машинист, будешь в ответе за каждого из двухсот пятидесяти миллионов пассажиров этого состава. Осознаёшь уровень? То-то же… Ещё раз подумай, готов ли ты к такому, не согнёшься ли, не станешь ли марионеткой в руках любителей подковёрных интриг. Меня-то вон со всех сторон одолевают, то одни на свою сторону тянут, то другие. И ты, Пётр Миронович, не спеши отказываться. Тоже на досуге обдумай эту мысль, может, ещё и изменишь решение. И запомните: никому о нашем разговоре ни слова!
Машеров и Романов согласно кивнули.
— И вот ещё что… Держите, ознакомитесь на досуге. Это копии письма одного товарища, в котором он высказывает свои соображения по поводу политических и экономических преобразований в стране. В следующую среду в это же время жду вас у себя. И оба — тебя, Пётр Миронович, тоже это касается — оба подготовьте свои наброски по экономическому и социальному развитию СССР на ближайшие 5 лет. Не забудьте, что в 1980-м году Москва принимает Олимпийские Игры, к нам приедут гости со всего мира, они должны видеть, что мы живём не хуже, чем на капиталистическом Западе.
Глядя в спину уходящим соратникам, Брежнев думал, что слишком уж жадноватый блеск появился в глазах Романова, когда тот услышал предложение возглавить советскую компартию. Тем самым он посеял сомнение в сердце генсека, который уже было согласился на кандидатуру ленинградского лидера. Машеров в этом плане показался более спокойным и рассудительным. Вот к нему у Брежнева лежала душа. Никогда ни в чём белорус не поставил под сомнение свою репутацию, хорош и как лидер республики, и к его человеческим качествам не подкопаешься. А Романов, как комитетчики докладывают, ещё на старости лет спутался с какой-то певичкой. Вот ведь какой жирный кусок достанется западной прессе, обожающей копаться в грязном белье. А тут, тем более, руководитель государства. Может, всё же и впрямь Пётр Миронович передумает?
В этот момент в стене за спиной Генерального секретаря открылась неприметная дверь, и в кабинете появился невысокий человек в скромном сером костюме.
— А, Георгий, я и забыл про тебя, — оживился Леонид Ильич. — Присаживайся. Ты там сидел, всё слышал и видел, ну-ка делись своим мнением.
— Не знаю как вам, а мне Машеров кажется более подходящим на эту должность, — тихо сказал помощник Генсека Георгий Эдуардович Цуканов. — Романов какой-то… Какой-то он суетливый, что ли. Да и посмотрел я личные дела обоих, думается, что как хозяйственник и экономист Пётр Миронович всё же будет более полезен на посту лидера ЦК КПСС.
— Не слишком много у нас хозяйственников намечается во главе Правительства? Косыгин вон, теперь ещё и Машеров… А политикой кому заниматься, внутренней и внешней? Романов мог бы справиться, как думаешь?
— Пока он только показал, как надо диссидентов гонять, ещё неизвестно, что может наворотить
— Ясно, — задумчиво побарабанил пальцами по столу Брежнев. — Вижу, что мысли у нас с тобой текут в одном направлении. Что ж, попробуем Петра Мироновича переубедить.
Глава 11
Да-а, не зря я заглянул в этот букинистический магазин на Сретенке! Не знаю, что меня подтолкнуло это сделать, но вскоре я понял, что не прогадал. «Уход за кожей лица» — (авторы Ласс и Поликарпова), «Косметический уход за кожей» (Картамышев, Арнольд), «По законам красоты» (Эренгросс), «Медицина на страже красоты» (Ахабадзе, Гусарова, Крикун)… Конечно, используя свой богатый опыт в этом направлении, я мог бы и сам написать книгу по косметологии. Но даже в этих раритетных на взгляд жителя XXI век изданиях можно было найти немало полезной и любопытной информации. Поэтому, к некоторому удивлению продавщицы, я заплатил за все книги и покинул магазин в прекрасном расположении духа.
Поднимала настроение и погода. Первые числа марта, снег ещё вроде бы и не думает таять, но солнышко пригревает и днём появляются проталины. Через недельку-другую уже и грачи, как на полотне Саврасова, прилетят, облепят чёрные ветви деревьев и загалдят о чём-то своём.
Себе я небольшой подарок сделал, а чем порадую своих женщин на 8 марта, я уже знал. Тёща, думаю, снова обрадуется своим любимым духам, Наташке я уже купил очередную куклу в «Детском мире», мы её спрятали дома, чтобы не нашла раньше времени. А свою жену, донашивающую нашего ребёнка, я решил одарить золотым кулоном на цепочке того же металла. Причём не абы каким кулоном, а с изображением Козерога. По идее, надо было его дарить на день рождения, но в том-то и дело, что подобная мысль закралась в мою головушку как раз во время наших скромных домашних посиделок 23 декабря. Найти в Москве приличного ювелира, берущего заказы на дом, оказалось не так легко, эта публика успешно маскировалась, работая только через хороших знакомых.
Получилось всё достаточно случайно. У меня после новогодних праздников заболел зуб. Зная уровень и ужасы советской стоматологии, идти в поликлинику у меня никакого желания не было. Я принялся выяснять, имеются ли в Москве частные стоматологи. Выяснилось, что имеются, и одного из них зовут Антон… Нет, не Антон Семёнович Шпак, а Антон Борисович Мульман.
На дому Мульман принимал особо доверенных пациентов, а его квартира благодаря наличию дорогих антикварных вещиц выглядела как небольшой музей. При этом дантист в стиле всё того же Шпака поплакался, что в прошлом году стал жертвой каких-то налётчиков, которые якобы вынесли из дома всё самое ценное. Их было четверо, в масках с прорезями для глаз, позже двоих схватили, а третий вроде как погиб, главарь же неизвестно где скрывается, и ни на какую компенсацию он уже не рассчитывает. Оборудование же в его частном кабинете было на уровне, наверное, лучших мировых стандартов этого времени, и с моим зубом он разобрался безболезненно и без проблем, поставив чехословацкую композитную пломбу, при мне вскрыв упаковку с надписью «Эвикрол». А я всё это время думал, где мне взять золотишка на изготовление ювелирного изделия. И когда мы с зубом закончили — за пломбу пришлось отдать червонец — напрямую спросил у Мульмана, мол, вы же стоматолог, имеете дело с золотом, подскажите, выручите. Подумав, Антон Борисович рекомендовал мне своего «смежника», ювелира Кацмана, к которому я сейчас, с книжками в купленном за пятёрку в переходе у цыганки пакете, украшенном фотографией ливерпульской четвёрки, и направлялся.