Стилист
Шрифт:
На вторую смену я отправился в приподнятом настроении. Откуда мне тогда было знать, что всего два часа спустя я выскочу из «Чародейки» едва ли не в полуобморочном состоянии. Примерно в половине пятого Антонина пригласила меня в свой кабинет.
— Какой-то мужчина звонит, тебя спрашивает.
Уже тогда внутри меня тренькнул какой-то тревожный звоночек, но я тут же себя успокоил, мол, мало ли кому я понадобился. Вот только когда я услышал голос собеседника на том конце провода, ещё до того, как понял, о чём речь, звоночек превратился в мощный набат,
— Бестужев на проводе, — сказал я, хватая дожидавшуюся меня трубку.
— Ну здравствуй, Алексей Михайлович, — с ноткой удовлетворения в голосе произнёс невидимый собеседник. — Знал бы ты, как я рад тебя наконец-то слышать. Узнал? Чувствую, что узнал. Сколько там прошло, как я по твоей милости оказался в том сраном 73-м? Полтора года? Мой банк, мои дети — всё осталось в прошлом… или, вернее, в будущем, и всё благодаря тебе. А теперь, думается мне, настало время рассчитаться. Я надеюсь, что ты очень любишь свою жену, она у тебя и правда симпатичная, и вот-вот собирается рожать. Если ты поспешишь, то она ещё сможет стать мамочкой, а нет… Если не поспешишь — то на твоей совести будут две человеческие жизни — твоей жены и твоего ещё не родившегося ребёнка.
Я молчал, но, думаю, этот подонок прекрасно понимал, как эмоции меня обуревают. И я слышал в его голосе неприкрытое удовлетворение.
— Короче, не хер тянуть кота за яйца. Мне нужен ты, а не твоя беременная девочка. У тебя есть час, чтобы добраться до Измайловского парка. Я буду ждать тебя возле лыжной базы. Твоя жена у меня, и ведёт пока себя смирно. Не опаздывай, и не приведи бог притащишь за собой мусоров. Иначе… Ну, ты не маленький, сам всё понимаешь.
Я сам себе удивился, с каким спокойствием положил трубку на место и набрал номер домашнего телефона. Если Лена не отзвонилась из роддома, значит, должна была уже вернуться. После десятого гудка я вернул трубку на место.
— Антонина Васильевна, мне нужно срочно отлучиться, возможно, сегодня на работу я уже не вернусь.
— Что-то серьёзное, с Леной?
— С ней.
Вязовская сказала всего одно слово:
— Беги.
Выйдя из кабинета, я подошёл к Насте Кузнецовой, напомнил, что ко мне на пять вечера записывалась клиентка, пусть она возьмёт её себе, и заодно приглядит за моим чемоданчиком с инструментами. Снял фартук, надел дублёнку и направился к выходу. А дальше время спрессовалось в единый миг, и я даже не помню, как поймал машину и сколько сунул водителю, чтобы тот доставил меня к Измайловскому парку.
Здесь всё ещё царила зима, редкие проталины лишь подчёркивали белизну снега даже в уже сгустившихся сумерках. Где лыжная база, я не знал, но на моё счастье мимо бодро вспахивала лыжню пенсионерка на лыжах, которая доходчиво объяснила, куда идти. То и дело бросая взгляд на часы, в распахнутой дублёнке я мчался к своей цели по расчищенным от снега и освещаемых редкими фонарями аллеям, и только когда понял, что впереди показалась база, позади которой маячило колесо обозрения, немного сбавил ход.
Лыжная база состояла
Он точно где-то здесь, я это чувствовал всем своим нутром. Наверное, приглядывается, нет ли за мной «хвоста». Между тем разухабистая молодёжь с гиканьем пронеслась мимо меня в сторону накатанной лыжни, я проводил их взглядом, а в следующее мгновение скрипнувший под чьими-то ногами снег заставил меня обернуться.
Да-а, за полтора года в этом времени Кистенёв, мягко говоря, слегка изменился. Вроде как похудел, вон и щетина явно не банкирская, больше похожая на бороду, и одежонка какая-то потрёпанная, в карманах которой он прятал руки. Вот только глаза всё те же, глаза убийцы, хладнокровно разглядывающего свою жертву.
— Я и не сомневался, что ты прискачешь козликом, — чуть оскалился он, обнажив по-волчьи крепкие клыки. — Не можешь без своей бабы жить, любишь? Вижу, что любишь, иначе не сопел бы сейчас так передо мной, не прибежал бы, рискуя своей шкурой. Ради Машки так не рванул бы… Кстати, не рассказывал своей беременной жене, как драл мою Машку? По глазам вижу, что нет. И про то, что из будущего, вряд ли рассказал.
Он смачно плюнул на притоптанный снег, не отводя от меня взгляда. Шевельнул рукой в правом кармане, и мне почему-то показалось, что этот карман оттягивается сильнее левого.
— В целом, конечно, хорошо пристроился, не пропал. И бабу нашёл, и работу неплохую, даже, я слышал, какой-то там парикмахерский чемпионат мира выиграл, в ГДР ездил. Не, ну а чё, каждый делает то, что умеет. Я вот всяких барыг грабил, у меня даже своя небольшая банда была. Правда, подельники и спалили. Молокососы… Пришлось из Конторы с Лубянки ноги делать, вальнуть кое-кого. Ну так я везучий. А сейчас посмотрим, кому из нас пофартит больше. Пошли-ка отойдём, не хер здесь светиться.
— Где моя жена? — спросил я, не трогаясь с места.
— Не ссы, парикмахер, будешь делать как я скажу — всё с ней будет чики-пуки. Давай двигай, не доводи до греха раньше времени.
Он наконец-то вынул правую руку из кармана, и воронёный ствол тускло блеснул в рассеянном свете фонаря.
— Иди первый вон по той аллее, я следом.
Я молча двинулся вперёд, лихорадочно соображая, как обезоружить противника, который двигался позади меня на расстоянии в несколько шагов. Как ни прикидывай, он по-любому выстрелит быстрее, нежели я успею что-либо предпринять. Что он вообще замыслил? Вальнуть меня в каком-нибудь укромном уголке Измайловского парка? Но где гарантия, что с Леной ничего не случится, даже если он со мной разберётся?