Стильная жизнь
Шрифт:
Аля развернула бумагу, в которую Глеб Семенович упаковал книги, достала заклеенный конверт, улыбнувшись его аккуратности. Конечно, письма полагалось передавать незапечатанными, но ей и самой всегда казалось странным, что кто-то должен будет облизывать ее конверт, и она тоже всегда запечатывала письма.
В следующую минуту Аля забыла и о конверте, и о клее, и обо всем. Она смотрела на адрес, написанный твердым, аккуратным, совсем не старческим почерком Глеба Семеновича, и чувствовала, как в глазах у нее темнеет.
«Глинищевский
Всю ночь она не могла уснуть. Ровно год назад, всего год назад!.. Такой же был июнь, так же плавился свежий асфальт возле тушинских новостроек, и все было такое же – только сама она была другою, и теперь не могла вспомнить, какой же была год назад.
Но ощущение жгучего, невыносимого стыда перед Карталовым она помнила очень хорошо; ей казалось, это не забудется и через сто лет. И его голос, когда он сказал: «Что ж, тогда не смею вас задерживать»…
Но сквозь эти воспоминания пробивались другие. О том восторге, который охватил ее, когда она показала, как входит Козлоногая, и увидела, как молодо блеснули глаза Карталова. О том, как он стоял рядом с нею на сцене, и говорил: «Встряхнем чувства!»…
Этого тоже было не забыть, и этого она забывать не хотела.
«Не пойду! – решила Аля под утро. – Ни за что не пойду – стыдно… Да и что он теперь сделает?»
Назавтра она проснулась рано, с таким ощущением свежести в голове и во всем теле, как будто бы не провела полубессонную ночь.
«Все-таки нельзя не пойти, – сама себя уговаривала Аля, допивая кофе и потом, уже идя через двор к автобусной остановке. – Нельзя не пойти, я же обещала книжки передать. В конце концов, необязательно о чем-то просить! Просто передам книжки, письмо – и уйду. Еще неизвестно, кстати, что там пишет Глеб Семенович…»
Но, таким образом себя уговаривая, она с особенным удовольствием отметила сегодня утром, глянув в зеркало, что выглядит прекрасно – задорно, весело и трепетно. Ее черные глаза блестели на загорелом лице, а выгоревшие до белизны волосы составляли чудесный контраст и с глазами, и с загаром.
Но главное было даже не это… Аля чувствовала в себе то волшебное, звенящее очарование, которое хотя бы раз в жизни чувствует в себе каждая женщина – и, почувствовав, сразу понимает, что сегодня ее день и сегодня ей все подвластно.
Она пыталась вспомнить, где это такой – Глинищевский переулок. Глеб Семенович сказал, что у метро «Пушкинская», но Аля хоть убей не могла припомнить поблизости ничего подобного – хотя, кажется, за год жизни на Немировича-Данченко все вокруг исходила.
«Спрошу кого-нибудь, – решила она, поднимаясь из метро у памятника Пушкину. – Господи, о чем я думаю!»
Конечно, думала она сейчас не о том, где находится переулок… Аля даже не ожидала, что воспоминания подступят к ее сердцу с такой силой,
В последнее время она старалась не вспоминать Илью – именно старалась, потому что не могла понять, как же относится к нему сейчас. В конце концов, он не сделал ей ничего плохого, это она понимала. Ну, с Нелькой, конечно… Но теперь, когда прошло время, Аля уже не чувствовала к нему из-за этого такого жгучего отвращения, и не это было той преградой, которая не позволяла ей просто набрать номер его телефона.
Но разве можно строить отношения с человеком – может быть, даже с любимым человеком – на каких-то неясных ощущениях! Венька, Светлана с ее пятнами на руках и срывающимся голосом, Иван Антонович на сцене рядом со своим сыном…
Аля тряхнула головой, отгоняя эти тревожные, неожиданно подступившие мысли.
«Не время сейчас! – решительно сказала себе она. – Где он, Глинищевский этот?»
К ее удивлению, ни один человек не мог ей ответить, где находится Глинищевский переулок, хотя она старалась спрашивать людей, которые явно были «местными».
– Глинищевский? – недоуменно переспросила интеллигентного вида старушка с хозяйственной сумкой. – Не знаю, девушка. А вы уверены, что это где-то здесь? Понятия не имею!
Аля дошла до самого памятника Юрию Долгорукому, спросила даже милиционера-регулировщика, но не знал и он.
«А я к Басе Львовне зайду! – вдруг решила Аля и сразу почувствовала, как веселеет при одном воспоминании о необыкновенной Басе. – Уж она-то точно знает. Или в мэрию позвонит и выяснит».
Аля старалась не думать о том, что может встретить Илью: не знала, хочет она этого или, наоборот, – боится…
Улица была все та же, разве что открылось несколько новых офисов, и поэтому больше роскошных машин было припарковано у тротуара. Аля медленно дошла до углового дома и уже хотела войти в арку под барельефом, когда случайно подняла глаза.
«Глинищевский переулок», – было написано на новенькой сине-белой табличке рядом с аркой. И номер дома – тот самый, что стоял на конверте… Она смотрела на табличку и чувствовала, как краска заливает ее щеки.
Год она жила с Карталовым в одном доме, сто раз они могли столкнуться во дворе, на улице – и ни разу не встретились! Был в этом какой-то странный знак судьбы, а какой – она не могла понять…
Но отступать было уже некуда, и, забыв про Басю, Аля пошла к последнему подъезду, в котором находилась квартира Карталова.
«Может, его дома не будет?» – подумала она, поднимаясь в лифте на девятый этаж.
И тут же с удивлением поняла, что не хочет этого. Не хочет, чтобы все разрешилось ничем: не застала дома, не сложилось… Не может в этот день быть глупых случайностей, не должно быть!
– Та-ак! – с порога весело сказал Карталов. – Юная посланница от моего крымского друга? Здравствуйте, Аля, проходите.