Стиляги. Как это было
Шрифт:
Мы пили сухое вино, портвейны и коньяк. Водку – нет. Не знаю даже почему. Виски тогда тоже появилось. И мы, конечно, пили виски, я – до сих пор любитель. Но это уже дань моде. Многим не нравилось – привкус как у самогонки.
Местом сбора во времена “штатников” были “Метрополь” и “Националь”. Мы там часто собирались поужинать. Очень дешево, невероятно. Бифштекс с кровью – “по-английски” так называемый – любимое блюдо, модное, стоил рубль сорок. Бутылка коньяка стоила пять рублей. Бутылка вина – гурджаани, цинандали – порядка рубль семьдесят. Мы даже со стипендии себе могли позволить посидеть несколько раз. Водку мы не пили – либо вино, либо коньяк.
Валерий
Мы себя не считали алкоголиками, а пили “в контексте великих дел”. Ром кубинский – от друзей мы получили такую “диверсию”. Дайкири без сахара – по Хемингуэю. Полагалось на весь вечер одно дайкири. Водку даже еще не успели попробовать, а уже пили дайкири – не зная толком, что это такое. Ну а виски – это уже была такая недоступная мечта. Когда попробуешь виски – это уже все.
И сигареты тоже. На Малой Садовой около Елисеевского магазина как-то продавали “Мальборо”. И очередь была просто на пол-Невского. Подходили, брали по два блока – потом снова вставали в очередь. Это было такое событие. Все друг друга знают, столько знаменитых людей сразу раньше не встречались.
Мне попадались какие-то пачки, и поскольку я жил в убогой коммуналке, я пачки наклеивал на стенку. Были сигареты “Кент” – там седоусый красавец изображен, и я его наклеил. И это было красивее, чем “Утро пионерки”. Я помню, еще Вася Аксенов пришел в гости – мы встретились в “Европейской” и заглянули ко мне. И он говорит: “Да, красиво”. Так, немножко иронически – он уже свободно курил “Кент”, и ему не было преград. И это долго у меня висело, потом я понял глупость этого дела, но тогда эстетично было: сигаретные пачки западные. Наши – какие-то помятые.
Сигаретное нашествие с Запада было очень сильным. Если человек доставал “Кэмел” и приходил с ним, это все, это значит, нас посетило какое-то божество.
Вадим Неплох:
Даже водку не пили. Бутылочка портвейна в саду – “три семерки”, “Агдам”, – сесть на скамеечку. Из горлышка потягивать. Были персонажи, которые пили много. Сергей Довлатов – тот любил. А у нас скорее ритуал, чем алкогольная жажда. Но как без этого? Молодые же ребята. А вот наркотиков тогда не было. Никто даже понятия не имел.
Юрий Дормидошин:
Наркотиками практически никто не занимался. Правда, встречались наркоманы, которые употребляли кодеин – таблетки от кашля – и торчали на этих таблетках. Но таких вещей, как героин, кокаин, не было.
Акции
Стиляги – несмотря на свою любовь ко всему западному, а значит, враждебному – не являлись политическим движением. Любить советский строй им было не за что, но и открыто протестовать против него они не собирались. Впоследствии кто-то стал “внутренним диссидентом”, кто-то остался вне политики, а кто-то даже вступил в компартию – нашлись и такие.
Но хоть стиляги и не занимались политикой, уже сам их внешний вид был “культурным” протестом против социалистического строя. А кроме того, стиляги любили устраивать всякие розыгрыши и приколы. Самый распространенный – мистифицировать обывателя, выдавая себя за иностранцев. В Москве, на улице Горького, как вспоминал Алексей Козлов, они любили играть в “очередь”: пристраиваться целой толпой сзади к какому-нибудь старичку, образуя движущуюся очередь. Тут же к ним присоединялись все новые и новые шутники, и очередь превращалась в длиннейшую колонну, идущую за ничего не подозревающим старичком. Если он останавливался у витрины, все останавливались тоже, он шел дальше –
Алексей Козлов:
Хеппенинги возникали сами собой. Я подключался к уже давно придуманным кем-то шуткам. У нас масса была хеппенингов. Мы разыгрывали, например, с приятелем жлобов где-нибудь в набитом битком автобусе. Наклоняемся над жлобом, который сидит, и ведем якобы разговор двух бандитов, которые на дело собираются идти, либо двух шпионов. И он сидел, и видно было, что он напряжен. А мы обменивались такими короткими полупонятными фразами, на жаргоне еще. Но так, чтобы этот жлоб, который нам не понравился, все это слышал. Он дико начинал бояться, что сейчас тут его вообще прирежут, и поскорей пытался выйти из автобуса. А мы садились на его место.
Один человек меня научил: когда смотришь на того, кто тебе неприятен, смотреть надо не в глаза, а в лоб. Взгляд становится совершенно бессмысленным. Это производит жуткое впечатление. А если в глаза посмотреть, тут уже выражается все ваше отношение к тому, кто вас раздражает. Притворяться, делать добренькие глаза частенько было невозможно, просто противно. И такой взгляд выручал.
Партия и комсомол против стиляг
Комсомольские и коммунистические органы не могли мириться с существованием стиляг – “моральных уродов”, “вредной опухолью общественного организма”. И слово “стиляга” часто употреблялось ими как чуть ли не синоним слова “тунеядец”. В Уголовном кодексе СССР существовала специальная статья о тунеядстве, но стиляги под нее не подпадали: практически все они работали или учились. За “безыдейность” и “преклонение перед Западом” тоже посадить в тюрьму нельзя было. Оставались общественные методы воздействия, в том числе и силовые: охотившиеся на стиляг комсомольские патрули могли принудительно состричь кок или разрезать узкие брюки-дудочки.
Для борьбы со стилягами по указаниям районных комитетов партии и комсомола формировались специальные группы в “бригадах добровольного содействия милиции”. Состояли они из молодежи примерно такого же возраста, что и сами стиляги, но, как правило, из фабрично-заводской, которая была гораздо более конформистской и “дремучей”, чем студенческая. Их инструктировали в райкомах и горкомах, и потом эти дружинники врывались на танцевальные площадки, в рестораны, а то и устраивали облавы прямо на Бродвеях.
Может быть, кого-то комсомольские репрессии и отпугнули, но молодежи вообще свойственно поступать “из чувства протеста”, молодые парни и девчонки не любят, когда им говорят, что делать, особенно если это касается внешнего вида. И поэтому количество стиляг по всему СССР только росло.
Говорят, что с красными повязками комсомольского патруля в пятидесятые годы можно было встретить ребят вполне криминального вида. А иногда и сами комсомольцы могли снять со стиляги понравившуюся вещь. Валентин Тихоненко вспоминал, как на него в Мраморном зале ДК имени Кирова напали несколько комсомольцев (как потом стало известно – инструкторов горкома комсомола) и стали избивать, пытаясь снять пальто, и только вмешательство фронтовика спасло его.