Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
Скачки норовистого коня рождали ломоту в костях Рансепта, он тяжело вздыхал и не сразу сумел набрать воздух для ответа.
– Оставила отряд на дядю.
Секарроу удивленно хмыкнула.
– Как... необычно. Наверное, что-то случилось...
– Да, что-то.
Хоральт Чив, ехавший по другую сторону, стукнул костяшками пальцев по ножнам.
– Кастелян, знай: мой господин Дретденан полон решимости. Если нужно будет обличить трусов, не замешкается!
Рансепт кивнул, хотя был вовсе не убежден. Похоже, Хоральт оценивает мужество своего любовника куда выше, чем видится оно общему мнению. Но Рансепт надеялся, что капитан
Венес Тюрейд - вот кому точно нельзя верить. Пелк, скакавшая рядом со своим командиром, успела передать это простым подмигиванием. Слов не было нужно. Рансепт готов был исполнять приказы - до тех пор, пока они не заставят уронить честь. Тогда он поступит так, как следует.
Он прожил так долго, что любое преступление - даже убийство - не сильно отягчит совесть. Что можно с ним сделать? Любая перемена покажется спасением. Кости непрерывно болят. Каждый вздох мучителен. Он повидал жизнь и не будет особенно тосковать, теряя ее. Единственное сожаление - что смерть опечалит тех, кому он еще важен.
Венес Тюрейд склонен порочить чужую честь, словно завидуя - в нем ведь вовсе нет чести. Но Рансепта не проведешь. Он даст ответ, едва будет брошен вызов. А Пелк защитит его спину.
Глубоко в согбенном годами теле рождалось предчувствие: измена близка.
Тяжелая секира с длинной рукоятью у бедра внушала спокойствие своим весом. Доспехи лязгали, когда он качался в седле. Окружающий сумрак не украл зоркости глаз: он видел пожатые осенью поля, оглядывался через покатое плечо, озирая ряды дом-клинков под гордыми знаменами Домов.
"Спящая, услышь молитву мою. Сегодня твоя земля напьется вдосталь. Ничего не изменить. Но на поверхности, там, где раздолье мелким мыслям и торопливым обманам - там оказался я. Открой мне чистый путь, и я дарую тебе отсеченную голову Венеса, растлителя детей, предателя сыновей и дочерей Матери Тьмы.
Сегодня день сведения счетов. Спящая Богиня, иди со мной, узри сон о смерти.
Сакуль Анкаду, прости".
– Однажды, - сказала Секарроу, - я выучусь играть на треклятой штуке.
Брат фыркнул: - Но не сейчас.
– Полагаю, да. Говорят, из нее извлекают печальные звуки.
– Не сегодня, - зарычал Хоральт.
– Да, не сегодня.
День приблизился к концу. Они замешкались, готовя коней. Эндест стоял и смотрел, как Кедорпул бранит грумов. Вскоре они вдвоем пустятся назад, по дороге, по которой недавно приехали. Далеко позади дом-клинков и Легиона Хастов. Успей они приехать в Харкенас еще раз, все могло бы быть иначе.
Руки его похолодели, хотя не и не онемели. Кровь отчего-то обратилась в лед, лед обжигал ладони, вылезая из ран. Он отстраненно подумал: это может быть знаком ярости Матери Тьмы.
Только что они видели Драконуса и капитана Келлараса, выехавших из города. Копыта коней колотили по камням двора и моста, звук был нестройным, будто некий безумец бьет молотом по наковальне. Спешка и злость, едва скрываемые. Железо и камень - инструменты горькой музыки.
"Пилигрим прокладывает путь. Но никто больше не идет за ним. Чудеса меркнут от неодобрения начальства, дары вызывают подозрения. Мы снова давим цветок рукой, отрываем взгляд от смятых лепестков и спрашиваем у мира: "Где же обещанная красота?"
Да,
"Так оно и будет. Их манит волшебство. Почему? Непонятно. Откуда я знаю это - сам не знаю. Одни загадки".
Кедорпул кричал ему, зовя туда, где им оседлали коней. Силанн кивнул и пошел к спутнику. Вскоре они миновали первый мост, оставив за спиной нависшую громаду Цитадели.
Кедорпул явно ощутил прилив сил, он ухмылялся.
– Сегодня, дружище, мы увидим мощь магии! Ее власть отвечать, изгонять, отвергать!
– Сделаем всё, что сможем, - отозвался Силанн.
– Мы победим.
– Лицо Кедорпула вспыхнуло.
– Чую сердцем.
– Нам нужно лишь продержаться.
– Волшебство положит конец армиям и битвам. Возможно, конец самой войне. Мы вдвоем сможем привести королевство в новую эпоху мира. Попомни мои слова.
Звук копыт доносился какофонией, путая мысли Эндеста Силанна, и он не смог придумать ответ похвальбе Кедорпула. Они мчались галопом, пригородная дорога была странно пустынной, хотя сам густой воздух казалось, мешает ехать. Если Харкенас покидали беженцы, то по южной дороге. Впрочем, Эндест не верил, что таковые найдутся. "Мать Тьма, твоим детям некуда идти".
Даже если Легион Урусандера победит... сама мысль о грабящей Харкенас солдатне слишком мерзка. "Нет, все решится в низине Тарн. Иное недопустимо. Премудрый Град не переживет..."
– Выметем Лиосан из нашего мира!
– воскликнул Кедорпул.
– Что скажешь?
Эндест Силанн кивнул, не в силах отвечать. Ладони кровоточили отчаянием богини, но капли обжигали кожу, намекая на растущий гнев.
Солдаты ушли. Вренек бежал по городу, на улицы которого вышли почти одни привидения, но и они начали путь на восток - медленная процессия больных и раненых. Он видел задушенных детей с раздутыми лицами. У других, младше Вренека, были сломаны руки - от побоев, решил он, вспомнив трость и удары по телу... и потому он бежал, едва замечая великолепные строения на широком проспекте. Парень сжимал копье обеими руками, словно черпая силы в простом черном древке. Словно оружие могло избавить его от воспоминаний.
Слишком много духов, которым кто-то навредил. Он удивлялся этому, борясь с растущим ознобом. Удивлялся раненым, их тайным историям. Похоже, никому после смерти не дано утаить секреты. Хотя они не плакали. Просто шли, глаза как тусклые камни с обнаженного речного дна. Слишком жалкие, чтобы напугать, слишком отчаявшиеся, чтобы он мог надеяться им помочь.
Мир оказался большим, куда больше, нежели он мог вообразить. И старым, невозможно старым. Мертвецы никуда не уходят, понял он: они окружают его бесшумной массой, выливаясь на дорогу. Он не хотел их видеть. Какое же проклятие его поразило? "Наверное, я что-то делал не так. Слишком частые неудачи. Слишком часто я оказывался слабым, и оттого другим было плохо. Вот почему. Должно быть. Я негодный".