Сто два года
Шрифт:
Закончился юбилей. На следующий день звонит любимая подруга, а Аня – Нюка для самых близких – разговаривать с ней не хочет.
– Нюка!
– Скажи – меня нет.
– Почему? Я тебе говорю – это Ева.
– Я слышу. Разговаривать с ней не буду.
– Глупости какие! Разбирайтесь сами, я ушел.
На следующий день всё повторилось. Трубку не берет. И во все последующие дни – то же.
Отец, наконец, не выдержал.
– Ты что же, вообще больше с ней не будешь разговаривать?
– Вообще.
– Да что она такого сделала? Подумаешь, какие-то стишки сочинила! Теперь из-за этого полвека дружбы псу под хвост?
– Ты не понимаешь.
– Не
Ева, в ужасе от того, что натворила, не очень-то и понимая, что именно, в истерике звонит мне и умоляет уговорить маму ее, Еву, простить.
Приезжаю.
– Мам, ну, прости ты её, глупую. Не хотела же она, в самом деле…
– Леночка, я тебе отказать не могу, но прошу тебя, не уговаривай меня.
И заплакала.
Я отступилась. Многое я тогда про мою маму поняла и поразилась силе ее характера, той абсолютной невозможности простить близкого, дорогого человека именно потому, что близкий и дорогой. Мне кажется, что и во мне есть эта невозможность прощения. От мамы. И боюсь, не дай Бог, когда-нибудь проявится.
Конец ознакомительного фрагмента.