Сто лет и чемодан денег в придачу
Шрифт:
— Транос, Экше, Несшё, Ветланда, Оседа… и окрестности, — сказал сам себе комиссар Аронсон довольно, но в следующий миг помрачнел: — Ну а дальше?
Главарь «The Violence» проснулся после ужасной ночи и отправился на заправку, чтобы наконец утолить свой никотиновый голод. Но со стены у двери ему бросился в глаза заголовок в «Экспрессен». На фотографии крупным планом был изображен… тот самый дед, точно, которого он накануне ночью видел в Роттне.
Впопыхах он даже забыл купить сигарет. Зато купил «Экспрессен», поразился тому, что прочел, — и позвонил Хламу, своему старшему брату.
Таинственная история о пропавшем и, вероятно, похищенном столетнем мужчине захватила всю страну. Четвертый телеканал подготовил аналитический документальный фильм из серии «Только факты: специальный репортаж», в котором, однако, не сообщалось ничего нового по сравнению с тем, что уже раскопала «Экспрессен», а следом за ней «Афтонбладет», — тем не менее фильм получил аудиторию в полтора миллиона зрителей, включая самого столетнего мужчину и троих его любознательных приятелей на лесном смоландском хуторе Шёторп.
— Не будь мне кое-что известно, мне правда жалко стало бы этого старенького дедушку, — сказал Аллан.
Прекрасная отнеслась ко всей истории не так беззаботно и нашла, что и Аллану, и Юлиусу с Бенни теперь какое-то время лучше не попадаться никому на глаза. «Мерседес» пусть и дальше стоит позади хлева. А она завтра утром съездит купит грузовой автобус, на который в свое время положила глаз. А то со дня на день может встать вопрос о спешной эвакуации, а в такой автобус вся компания влезет, включая Соню.
Глава 9
1939–1945 годы
Первого сентября 1939 года корабль Аллана под испанским флагом вошел в нью-йоркский порт. Может, Аллан и рассчитывал только малость поглядеть на эту страну на Западе, а потом отправиться назад на другом корабле, но в тот же самый день один из дружков генералиссимусаотправился прогуляться в Польшу, и тут уж вся Европа пошла воевать по новой. Так что на судно под испанским флагом сперва был наложен арест, а затем секвестр, и пришлось ему ходить под военно-морским флагом США до самого заключения мира в 1945 году.
А всех, кто был на борту, пропустили через иммиграционный центр на острове Эллиса. Там каждому пришлось ответить на одни и те же четыре вопроса сотрудника центра: 1) Имя? 2) Национальность? 3) Профессия? 4) Цель пребывания в Соединенных Штатах Америки?
Все спутники Аллана сообщили, что они испанцы, простые моряки, и им просто некуда податься, поскольку их судно арестовано. Поэтому их тут же впустили в страну — устраивайтесь как умеете.
Но Аллан из прочих выделялся. Во-первых, именем, которое испаноговорящий переводчик просто не смог выговорить. Потом тем, что происходит из страны с названием Suecia.Но главное — тем, что он честно признался, что является экспертом-подрывником, успевшим поработать по специальности сперва на орудийном заводе, а потом на войне между испанцами и испанцами.
Тут Аллан достал письмо от генерала Франко. Испанский переводчик скверно перевел его сотруднику иммиграционной службы, который тут же позвонил своему начальнику, который тут же позвонил своему начальнику.
Первым решением было, что шведа-фашиста следует немедленно выслать туда, откуда он прибыл.
— Вы мне только корабль организуйте, и я мигом уеду, — сказал Аллан.
Но теперь это было не так-то просто. Так что допрос продолжился. И чем больше главный иммиграционный начальник узнавал от шведа, тем меньшим фашистом тот выглядел. И коммунистом Аллан тоже вроде бы не был. И национал-социалистом. Сапер-профессионал, и все. А история, как он якобы перешел на «ты» с генералом Франко, вообще настолько нелепая, что такого даже и не выдумать.
У главного иммиграционного начальника имелся брат в Лос-Аламосе, Нью-Мексико, который, насколько начальнику было известно, занимался бомбами и тому подобным по военной части. За отсутствием лучших идей Аллана посадили под замок, а иммиграционный начальник потолковал обо всем об этом с братом, когда встретился с ним в семейном поместье в Коннектикуте в День благодарения. Брат ответил, что ему не то чтобы очень улыбается перспектива получить потенциального франкиста на свою голову, но с другой стороны, там приходится делать кучу всякой экспертизы — так что почему бы не приставить этого шведа к какой-нибудь не особо квалифицированной и не слишком секретной работе, если брату это будет приятно?
Иммиграционный начальник отвечал, что это ему, конечно, будет очень приятно, и оба брата жадно впились зубами в индейку.
А некоторое время спустя Аллан впервые в жизни полетел на самолете и поздней осенью 1939 года вошел в штат американской военной базы в Лос-Аламосе, где сразу же и выяснилось, что он не знает ни слова по-английски. Тогда один испаноговорящий лейтенант получил задание разузнать, насколько этот швед разбирается в своей области, и Аллану пришлось написать лейтенанту все варианты своих взрывчатых смесей. Лейтенант просмотрел записи, решил для себя, что швед показал явную изобретательность, но вздохнул и сказал, что сила Аллановых зарядов и автомобиль-то на воздух вряд ли поднимет.
— Да ладно, — отвечал Аллан. — И автомобиль поднимет, и оптового торговца. Я уже пробовал.
Аллану разрешили остаться, сперва в одном из самых отдаленных бараков, но по мере того, как шли месяцы и годы и Аллан овладевал английским языком, ограничений на его перемещения по базе становилось все меньше. Будучи исключительно внимательным ассистентом, Аллан со временем научился закладывать заряд совсем иного качества, чем те, которые он взрывал по воскресеньям в гравийном карьере позади собственного хутора. А по вечерам, когда большинство молодых людей с Лос-Аламосской базы отправлялись в город на поиски женщин, Аллан усаживался в секретной библиотеке на базе и совершенствовал свои познания в современном взрывном деле.
По мере того как война охватывала Европу (а постепенно и мир), Аллан узнавал все больше и больше. Не то чтобы ему привелось использовать свои знания на практике хоть в какой-то мере — Аллан был по-прежнему всего лишь ассистентом (хотя и на очень хорошем счету), — он их просто накапливал сам для себя. Но речь шла уже не о нитроглицерине и натриевой селитре — этим теперь пусть всякая шантрапа занимается! — а о водороде, уране и других весьма серьезных, но ох каких непростых вещах!