Сто лет назад
Шрифт:
— Неужели? — спросил мой сосед. — Ну, а вы лично на какую сторону склоняетесь?
— Ни на ту, ни на другую! Я считаю, что обе стороны одинаково правы: Стюарты потеряли трон Англии из-за вопроса религии, а Ганноверский дом был призван по той же причине. Сторонники тех и других равно многочисленны в Англии в данное время, и из того, что в данный момент сторонники Ганноверского дома сильнее, еще не следует, что сторонники Стюартов не должны поддерживать своих прав до тех пор, пока у них есть еще хоть какой-нибудь шанс на успех.
— Да, это правда, — согласился мой сосед, — но если бы вам лично пришлось выбирать между теми и другими, кому бы вы отдали предпочтение?
— Я, конечно, стал бы поддерживать
— Да, конечно! Ну, а ваш приятель держится таких же убеждений?
— Право, я никогда не спрашивал его об этом, но думаю, что и он одного со мной мнения.
Счастье было, что я ответил именно так, а не иначе на вопросы моего словоохотливого соседа: я впоследствии узнал, что этот расфранченный, любезный молодой человек был правительственный шпион, выслеживавший недовольных.
Теперь мы стали проводить время гораздо приятнее, чем раньше; мы сопровождали дам в театр, предпринимали компанией прогулки за город, а щедрость, с какой капитан Левин, да и я сорили деньгами, вскоре открыла нам доступ в избранное общество. Когда получилось известие о победе под Кюллодэном, то всюду в Лондоне устраивались большие увеселения, и по этому поводу наш франтоватый молодой человек заметил мне:
— Да, теперь, когда все надежды претендента рухнули, и Ганноверский дом прочно утвердился на престоле, все делают вид, что радуются их торжеству, и прикидываются лояльными, а если бы правда была известна, то многих следовало бы четвертовать как государственных изменников!
А накануне получения известий об этой победе нашего седовласого почтенного господина схватили и отвезли в Тауэр, где он жестоко пострадал как государственный изменник.
Но вот пришло письмо от нашего судовладельца, извещавшее, что присутствие нас с Левин необходимо в Ливерпуле, и нам пришлось распроститься с милым лондонским обществом. К тому же к этому времени неистощимый кошелек капитана Левин начал уже понемногу истощаться. Уезжая из наших комнат, мы особенно трогательно прощались с несколькими пухленькими, аппетитными барыньками и, расплатившись по-княжески с хозяевами, а также и в гостинице, где оставались наши люди и лошади, вскочили на коней и поскакали обратно в Ливерпуль, куда прибыли безо всяких приключений.
ГЛАВА IX
Я назначен командиром «Ястреба» — Получаю предписание принять на борт четырех якобитов, соблюдая при этом строжайшую тайну. — Доставляю их благополучно в Бордо, где высаживаю на берег. — Обедаю у губернатора. — Встречаюсь с вдовой убитого мною французского дворянина. — Второй муж ее наносит мне оскорбление. — Я вызываю его на дуэль. — Спускаюсь вниз по реке и готовлюсь действовать.
Тотчас по приезде в Ливерпуль, едва успев смыть с себя дорожную пыль и грязь, мы с капитаном Левин поспешили к нашему судовладельцу Последний сообщил нам, что все изменения и поправки, указанные капитаном Левин на его судне, большом люгере с вооружением из 14-ти орудий и экипажем в 120 человек, были уже произведены и окончены, и что мое судно также было в полной готовности, и экипаж набран. Но мне все-таки следует самому отправиться на судно и посмотреть, не нужно ли еще что.
Недолго думая, мы с капитаном Левин прямо от судовладельца отправились на верфь, где еще находилось мое судно. Раньше это был испанский коммерческий шунер, который был захвачен капитаном Левин в качестве приза. Он молодецки увел его из-под огня портовых батарей в то время, как это судно стояло на якоре, только что придя в порт; шунер возвратился из Южной Америки с полным грузом меди и кошенили и еще не начинал разгружаться, а потому оказался весьма ценным призом, а так как, кроме того, это было удивительно быстроходное судно, то судовладелец решил снарядить его капером. Это было небольшое судно в 160 тонн, но превосходно построенное; теперь оно было вооружено восемью медными орудиями шестидюймового калибра, четырьмя гаубицами на корме и двумя пушками на гакаборте.
— А у вас превосходное, щегольское маленькое суденышко, друг Эльрингтон! — сказал капитан Левин. — Вам можно позавидовать! Теперь оно станет еще быстроходнее, чем раньше; это не судно, а птица, говорю вам! Ведь тогда оно было перегружено до невозможности, а теперь его груз — сущие пустяки! А сколько у вас будет команды? Говорил вам что-нибудь об этом судохозяин?
— Если не ошибаюсь, он сказал — 54 человека, и, мне кажется, этого совершенно довольно!
— Да, если все это будут хорошие, верные люди… С таким судном можно много сделать! Как видите, сидит оно так неглубоко, что вы свободно войдете туда, куда я никогда не посмел бы даже близко подойти, да и уйти вам легко от любого судна; это тоже не шутка!.. Ну, а теперь отправимся на нашу квартиру, сложим свои вещи и переберемся каждый на свое судно, — добавил капитан Левин, когда мы осмотрели «Ястреба» сверху донизу. — Мы достаточно с вами погуляли, теперь пора и приниматься за дело!
— Я только что хотел предложить вам то же самое, — сказал я, — потому что с совершенно незнакомым мне судном, незнакомыми офицерами и командой мне необходимо как можно лучше ознакомиться еще до отплытия, и чем скорее я вступлю на борт своего корабля, тем лучше: потребуется немало времени прежде, чем каждый будет знать свое место.
— Это слово разумного человека, знающего и понимающего свое дело! — проговорил капитан Левин. — Хотелось бы мне знать, пошлют ли нас вместе или порознь.
— Я могу только выразить надежду, что нас пошлют вместе, так как мне было бы очень полезно многому поучиться у вас, воспользоваться вашим прекрасным опытом и вместе с тем доказать вам, что я не совсем плохой помощник в случае надобности.
Когда я докончил эти слова, мы были уже у дверей нашей квартиры. Капитан Левин, когда им было решено что-нибудь, выполнял задуманное с быстротой молнии; едва переступив порог своей комнаты, он послал человека за барышником, торгующим лошадьми, и в несколько минут покончил с ним торг, продав ему наших лошадей, затем тотчас же уплатил за квартиру и всем своим поставщикам, и к полудню оба мы были уже на своих судах и расположились по-домашнему в своих каютах.
Но прежде чем расстаться, я подошел к капитану Левин и сказал ему:
— Я бы очень хотел, Левин, чтобы вы мне сказали, хотя бы приблизительно, какую сумму я вам должен; возможно, что мне посчастливится, и тогда будет только справедливо вернуть вам эти деньги, хотя я никогда не смогу сосчитаться с вами в вашей доброте и расположении ко мне, которые, поверьте, ценю выше всего!
— Вы хотите знать сумму, — отвечал мой приятель. — Кто же ее считал? Во всяком случае, не я! Но если хотите непременно со мной сосчитаться, то я скажу вам: вот если я на этот раз не возьму никакого приза, а вы заработаете хорошую деньгу, тогда мы снова поживем с вами на славу где-нибудь в веселом местечке, и тогда вы будете расплачиваться и за себя, и за меня! Вот мы и сквитаемся! Но если и мне посчастливится, то, право, я считаю, что ваше милое общество, которым я все время пользовался, с лихвой вознаградило меня за те незначительные расходы, какие я понес из-за вас.