Сто лет пути
Шрифт:
Шаховской посмотрел на Варвару, которая все дышала в форточку и ничем ему не помогала.
— А я так ему и сказала, попу-то!.. В лицо прямо! Не имеете права меня не пускать, я за своим законным делом иду! А если не пускаете, заявление на вас подам обер-прокурору, и дело с концом! Нет у нас такого закона, чтоб не пускать.
— Обер-прокурора тоже нет, — сообщил Шаховской. — Уже давно. После семнадцатого года у нас патриархия.
Хозяйка посмотрела на него с недоверием и подхватила с пола сразу двух кошек, рыжую и черную,
— Зачем вы ходили в музей, Ольга Яковлевна?
— Как зачем? Столько лет наследство под замком держали, присвоить хотели, а теперь-то открыли! Там все мое, чужого мне не надо, а мое — отдайте. При советской власти паразиты эти не пускали, потом опять не пускали, а уж когда открыли, время пришло свое получить!
Дмитрий Иванович помедлил и пристроился на табуретку, с которой спрыгнула очередная киса. Теперь кошки, копошившиеся на полу, терлись о его штанину.
— Какое наследство?
Ольга Яковлевна удивилась:
— То есть как какое? Мое, конечно! Или вы думаете, я дам государству все захапать?! Ничего не дам, ни копейки! Там все мое! Мы столько лет ждали, когда время придет! Нас же туда не пускали! Туда никого не пускали, и нас тоже. А тогда, при Советах, мы и забрать ничего не могли! Нас бы посадили, в каторгу сослали. Как богатых. Мы же богатые!
И она засмеялась с удовольствием.
— Дед мне говорил — подожди, Лелечка, придет наше время! Он меня Лелечкой называл. Да закройте окно-то! — вдруг спохватившись, закричала она на Варвару. — Вы мне всех кошек попростужаете!
У Шаховского сильно болела голова, то ли от вони, то ли от разговора, то ли от шевеления кошек на полу.
— Кому говорят, фортку закрой!
— Ваш дедушка был богатый человек? — спросил Дмитрий Иванович очень громко, чтобы отвлечь хозяйку от Варвары и здоровья кошек, на которое его спутница посягала.
— А вы не кричите! Какие у вас полномочия есть на меня кричать? Я ничего такого не сделала, а что свое хочу получить, так я вправе! И дед говорил, так оно и будет!
— Дедушка оставил вам наследство?
— Как же! Оставил он! Кабы оставил, коммунисты все присвоили бы! Он его спрятал. Чтоб не нашли. А мне сказал, где лежит, чтоб я забрала потом. Вот я и хочу забрать. Время пришло.
— Давайте разберемся последовательно, — сказал Шаховской так, как говорил на семинарах самым трудным студентам. — По пунктам. Что именно оставил вам дедушка и где?
Ольга Яковлевна выразительно посмотрела на него и с силой похлопала себя по лбу, кошки у нее на коленях заходили ходуном, задергали спинами и по очереди попрыгали на пол.
— Бестолковый! Говорю же, дед оставил наследство. Бриллианты, целую пригоршню! Они лежали в тайнике, в домике на Воздвиженке. Взять их оттуда никак было нельзя, не пускали туда простых людей. А какие мы простые?.. Мы не простые, мы богатые! А как стали пускать, так, значит, я и решила наследство
— Пригоршня бриллиантов в особняке на Воздвиженке, понятно, — повторил Шаховской. — Откуда бриллианты взялись у вашего дедушки и как оказались в особняке?
— Деду прадед оставил! И он же туда их и отнес, от чужих глаз подальше.
— Куда отнес?
— В особняк. И спрятал. Там, в дымоходе, что ли! После революции за бриллианты под расстрел могли отдать. А он догадался спрятать.
Чашку мейсенского фарфора и два письма, датированных тысяча девятьсот шестым годом, действительно нашли в заложенном дымоходе в особняке на Воздвиженке. В письме говорилось о заговоре и поминалась чашка с бриллиантами, но Дмитрий Иванович так и не нашел никаких следов заговора.
— Ваш прадед был богатым человеком?
— Ничего не был он богатый, просто повезло ему, и он оказался в нужное время в одном интересном месте. И ему бриллианты достались! По случаю. Так дед говорил.
— По какому случаю? — это Варвара спросила. Она стояла вполоборота, все старалась дышать в форточку.
— Он большую услугу России оказал, — сообщила Ольга Яковлевна доверительно. — Той, настоящей, которая раньше была, а не которая сейчас!.. Мне дед мно-ого рассказывал! Особенно под старость его потянуло. Раньше-то все молчал, а потом стал рассказывать. Подведет, бывало, меня к решетке на Воздвиженке, поставит на парапет и говорит: смотри, внучка, запоминай, там наши сокровища в дымоходе лежат! Вот мне бы только их забрать оттуда. Я бы все, все до копеечки на кисок пустила. Вот ведь какие у меня киски! — Тут она подхватила с полу кошку, потрясла ее и поцеловала. Кошка брезгливо отвернулась.
Шаховской понимал, что в тему кисок углубляться никак нельзя, иначе они никогда отсюда не выберутся.
— Какую услугу оказал России ваш прадед? Вы знаете?
Ольга Яковлевна отпустила кошку, придвинулась к Шаховскому и сказала заговорщицким шепотом:
— Он упредил. Какого-то министра хотели жизни лишить, а он узнал и упредил. Заговор, заговор!.. Это был заговор! В Петербурге. А потом из-за него Государственную думу закрыли.
— Из-за кого?
— Из-за прадеда, кого же! Если б не он, может, вся история государства по-другому повернулась.
И она опять засмеялась. Дмитрий Иванович никак не мог понять, сколько ей лет — может, сто, а может, пятьдесят. Одета она была в синий тренировочный костюм, протертый на локтях и коленях почти до дыр, вязаные носки и резиновые пляжные шлепанцы. На голове косынка, завязанная на затылке, из-под нее в разные стороны лезли липкие седые патлы.
— Мне дед говорил, не ходи замуж, ты богатая наследница, а эти все женихи твои — голытьба немытая. Нам бы только свое получить, заживем, как короли. Может, даже за границу уедем, — шепотом добавила она и оглянулась по сторонам боязливо.