Сто ночей в горах Югославии
Шрифт:
Американские летчики с особым чувством благодарности пожимают руки членам спасшего их советского экипажа.
Стоявший рядом со мной штабной американский офицер, подозвав переводчика, обращается ко мне:
– Не пойму, вроде бы «Дуглас», а между тем насчитал тридцать два пассажира! Это что же, новая модель - «большой Дуглас»?
– Нет, - рассмеялся я, - «дуглас» обыкновенный. Но вот что касается пилота, то он, пожалуй, особенный!
Протискиваясь сквозь толпу, навстречу мне уже пробирается Владимир Павлов - он только вырвался из чьих-то объятий. Мы, как
– Ну и полет! Такой у меня, верно, был первым и последним, запомнится на всю жизнь! Едва стою на ногах. Не замечаешь?
– обращается ко мне Володя.
– Мне тоже основательно досталось, - говорю я.
– Столкнулся с фронтальной грозой, - продолжает Павлов.
– Не обойти стороной, ни вверх, ни вниз, а возвращаться некуда, лети только вперед. От этого «вперед» волосы поседели. Неимоверная болтанка, броски, электрические разряды… Отказали почти все приборы. Но до аэродрома, видишь, дотянул. А что с кораблем, еще неизвестно, его здорово корежило…
Последнее обстоятельство недолго оставалось загадкой. Достаточно было поднять голову вверх, и взгляд сразу же обнаружил на хвостовом оперении самолета Павлова две зияющие пробоины-дыры, словно выжженные автогеном, следы прямого удара молнии.
Авария
Павлов полетел в Сербию выручать экипаж одного самолета нашего подразделения, который неудачно приземлился ночью в расположении партизанского отряда [67] на площадке Бойник. С самого начала командиру этого корабля Николаю Трофимову не повезло. Над Адриатическим морем его обнаружили немцы, осветили прожекторами и обстреляли. Удалось уйти. Но тут его настиг фашистский истребитель и атаковал в ночном небе. Немецкий пилот промахнулся, а потом, видимо, не нашел в темноте транспортный самолет, круто изменивший высоту.
Трофимов долетел до посадочной площадки. Там его поджидало новое испытание. Раньше здесь транспортные самолеты не садились, а только сбрасывали боевое снаряжение. И какова она, эта площадка, Трофимов не знал, да и никто ему не мог рассказать о ней. Посадочные сигналы были выложены согласно условному паролю, которым летчика вооружили при вручении боевого задания. Ориентируясь по ним, командир корабля и строил расчет захода на посадку, то есть стремился приземлить самолет точно у посадочного знака - светового «Т».
В конце пробега, когда скорость была еще значительной, экипаж увидел перед собой валуны и глубокий овраг. Чтобы избежать лобового удара, Трофимов сделал резкий разворот влево. Овраг самолет миновал, прочертив по его бровке колесом, но одна нога шасси подломилась, и машина грузно опустилась на крыло.
Оказалось, что бойцы, принимавшие самолет впервые, неправильно выложили посадочные знаки. Слушая их объяснения, Трофимов думал, что же теперь предпринять. Через три часа наступит рассвет, вокруг поле, не так далеко расположен немецкий гарнизон. Если фашисты обнаружат самолет, то будут бомбить, а могут и танки пустить в ход. Партизаны уйдут в горы, а что с аварийным самолетом
– Не горюй, друже, - утешал его командир партизанской роты, - мы поможем тебе починить авион. Только сначала его замаскируем.
– Так ведь кругом ровное поле!
– Это уже наша забота.
Вскоре к самолету стали подходить люди, которые несли с собой ветки деревьев, кустарники. Самолет тщательно замаскировали, а в поле возле него, словно по мановению волшебной палочки, появились кустарники, низкорослые деревца. [68]
С помощью югославских товарищей бортмеханик отсоединил поврежденные узлы шасси и горько развел руками:
– Сваривать надо, а где это сделать?
– Сделаем, - ответил командир роты.
– В горных пещерах у нас есть ремонтные мастерские.
Партизаны слово сдержали, они привезли отремонтированные детали. Тем не менее восстановить корабль без помощи с базы не представлялось возможным. Требовалась новая стойка шасси и концевая часть крыла - консоль.
Владимиру Павлову и поручили срочно доставить техников к месту аварии и необходимые детали, чтобы отремонтировать шасси и консольную часть крыла самолета. Дорог был каждый час. Хотя днем самолет маскировали кустарником, нельзя было ручаться, что гитлеровская авиация не обнаружит его.
Метеорологическая обстановка в тот день была весьма сложной. Только зная летное мастерство, находчивость и мужество Павлова, командование решило направить его в такую погоду на выручку потерпевшего аварию пилота. И он его выручил.
Слоисто- кучевые облака обволакивали горные вершины Балкан, образуя под самолетом сплошной белый ковер, непроницаемый и безбрежный, похожий на арктический пейзаж. По склонам гор облака медленно стекали в долины, заполняя их. Изрядно болтало. Эту неприятную болтанку и мощно-кучевое развитие облаков на большой высоте пришлось крепко ощутить и экипажу моего самолета, отправившегося в ту же ночь к словенским партизанам.
Русский экипаж в воздухе!
Позже нам рассказывали, что, когда Павлов был уже в воздухе, в союзническом клубе «Империал» шли споры: полетят русские в столь скверную погоду выручать своего товарища или нет? Заключено было даже пари на три бутылки виски. В момент, когда спорившие ударили по рукам, в клуб вбежал американский офицер связи. [69]
– Русский экипаж в воздухе!
– воскликнул он, едва успев перешагнуть через порог.
– Три бутылки виски!
– обрадованно крикнул буфетчику выигравший пари.
– В такую погоду могут летать только русские!
– сокрушенно заметил проигравший капитан.
Павлов приближался к цели. Он не сомневался, что ошибки на сей раз не произойдет - посадочные знаки будут размещены правильно самим Трофимовым. Так оно и было. Павлов по расчету времени вышел на условную цель, снижаясь, погрузился в туманное месиво, пробил облачность и, присмотревшись с высоты птичьего полета к стартовым сигналам, мастерски приземлился на партизанской площадке Бойник точно у посадочного «Т».