Сто осколков одного чувства
Шрифт:
Эротический этюд № 38 Росянка
Он родился чистым, как досье на ангела. И остался бы чистым навсегда, если б не тридцать три квадратных метра домашнего уюта.
На свадьбу его родители подарили молодым две вещи – квартиру и машину. Квартира была голой, как стриптизерка в конце номера, а машина, даром, что «девятка», ездить не хотела и кашляла грудным сердечным кашлем.
И все же это были королевские подарки, согласитесь.
Когда молодые (добавим в скобках – красивые), остались вдвоем в пустой квартире, они повели
Оба были неопытными любовниками, но ничего не боялись, оставили стыд за порогом и ласкали друг друга так, как хотели быть приласканы сами. Этот вернейший способ дал свои результаты, и уже на третий раз она взорвалась сама и сумела утолить голод мужа без его участия.
Потом они сообща навестили туалет и вернулись в комнату, на разбросанные по полу вещи. Они снова занимались любовью, а, когда силы заканчивались, засыпали в обнимку на несколько минут. Потом просыпались снова и ласкали друг друга.
Ни до, ни после этой ночи Он никогда не был так счастлив. Она тоже.
До кухни они добрались только под утро и с удивлением увидели там стол и две табуретки. А еще, разумеется, плиту, раковину с краном и даже холодильник, отключенный от сети.
Словом, кухня имела зажиточный вид. Они важно уселись на табуретки и положили локти на стол. Начиналась новая жизнь.
Новую жизнь полагалось начинать одетыми, поэтому они нехотя подобрали с пола свою скорлупу. Только облачившись и приведя себя в то, что принято называть «порядком», они заметили наготу своего гнезда и заплакали от жалости. И порешили одеть эти голые стены как можно скорее, экономя стипендии и зарплаты изо всех сил.
Не было дня, чтобы Он или Она пришли в свой дом с пустыми руками. Она приносила дешевые чашки, ложки, одеяла, коврики, занавески, шторы, лампочки с плафонами, крючки, обои и тысячу других мелочей. Он нес в дом книги, картинки из журналов, репродукции картин, затейливые китайские циновки, кассеты для магнитофона, который еще только предстояло купить, и другие важные вещи.
Среди кучи принесенных сокровищ они то и дело занимались любовью, и квартира переставала казаться им голой. Она теперь смахивала на папуаску, на которой не надето ничего основательного, но кольца, бусы, браслеты и перья уже закрыли все причинные и беспричинные места.
Счастливая молодая семья всегда в состоянии заработать себе на жизнь. Особенно если отказывать во всем себе и ни в чем не отказывать своей половинке.
Спустя короткое время квартира нарядилась уже по-настоящему. Появились книжные полки, зеркала, стулья. Раскладушка была сослана в кладовку, а на ее месте воцарился самый настоящий бархатный раскладной двуспальный божок. Наконец, два хмурых эпизодических персонажа внесли в квартиру Самый Настоящий Шкаф. Застегнутый на ключ, Шкаф был похож на статского советника. С дверцами нараспашку
Появлялись и другие вещи.
Через несколько месяцев на кухне, деловито оглядываясь, нарисовался разведчик-таракан. Он принюхался, почесал в затылке усами и подумал:
– Пора!
– Нет. Не пора, – раздалось в ответ из комнаты. Вряд ли женский голос обращался к таракану. Поэтому разведчик растворился в собственной тени. Между тем женский голос продолжил разговор с мужским:
– Почему ты решил, что пора остановиться?
– Я не сказал «остановиться». Я сказал – сбавить темп. Ведь мы уже купили все самое необходимое!
– Вот как? А сервант? Пенал в кухню? Туалетный столик? Ковер, хоть один – на пол...
– Господи, только не ковер... Ненавижу ковры...
– Вот как? А заниматься любовью на полу?
– Люблю.
– А слабо позвоночником все паркетины пересчитать?
– Я уже посчитал. Сорок восемь...
– Не шути, пожалуйста.
– Ладно. Сорок пять...
– Я тебе серьезные вещи, между прочим, пытаюсь объяснить... Ой... Ты что делаешь, мерзавец... Ох... О-о-ох... (пауза)
– А ты говорила – ковер...
– И сейчас го... ооох... ворю... Ковер... Кове-оооох...
...Так состоялась их первая ссора. То есть не ссора, и не состоялась, но барометр качнулся, как подвыпивший студент, и вернулся в положение «ясно»...
Дальше все покатилось по рельсам, заезженным до самых шпал...
Он охладел к мебельно-коверному вопросу и занялся реставрацией машины, которая к тому времени уже перестала кашлять, и только хрипела в ответ на попытки ее добудиться. Жена, напротив, увлеклась коварным вопросом не на шутку и продолжала нести в дом разные вещи. Он решил не создавать из этого проблемы и позволял Ей делать все, что угодно.
Его стараниями автомобиль пошел на поправку, и теперь они тихонько шептались вдвоем по ночам на холостом ходу.
Она тоже завела скверную привычку разговаривать с предметами. Он поначалу вздрагивал, а потом привык. Но с некоторых пор стал думать о собаке. Сам не зная, почему.
Потом Она начала бороться с пылью и мусором. Ее репрессии были беспощадны. Многие безделушки, купленные в Первые Дни, были выброшены, как старые куклы. Он слышал их крики с помойки, но не мог объяснить этого жене.
Они стали видеться реже. Она все больше работала и появлялась дома поздно вечером.
Квартира встречала ее радостным скрипом половиц. Квартира любила ее, и это было заметно сразу. В Ее руках никогда не перегорали лампочки, не валилась на пол посуда, задергиваемые шторы не слетали с крючков.
Нужно ли говорить, что с ним все было наоборот?... Чем сильнее он влюблялся в жену, тем большую ревнивую ненависть вызывала собственная квартира. Натурально, все четыре стены, пол и потолок отвечали ему взаимностью. Ночью ему теперь приходилось быть начеку. Однажды он открыл глаза, когда пресс потолка был в пяти сантиметрах от его груди. Запах старой штукатурки был омерзителен. Он вскрикнул и для верности проснулся еще раз. Потолок оказался на обычном месте, только люстра (тоже ненавистная) чуть покачивалась. Жены в этот день не было, она осталась ночевать в офисе.