Сто осколков одного чувства
Шрифт:
Она: Три дня назад тебе звонили из Харькова.
Он: Папа? Ты ему рассказала новость?
Она: Нет. Не папа. Его друг. Он сказал очень страшную вещь. Твой папа болен.
Он: (переставая кружиться, но не опуская Ее) Что?
Она: Твой папа болен. У него рак. Ему сделали операцию, но это не помогло.
Он молча опускает Ее вниз. Глупо, непонимающе, смотрит в камеру.
Он: Что? Я ничего не понимаю.
Она: Твой папа болен. Все очень плохо. Он зовет тебя к себе.
Он: Выключи камеру.
Камера
Камера мечется по больничным стенам. Невнятная суета, казенные светильники. Мы видим Ее руку, которая изо всех сил сжимает ребро каталки. Камера как будто прикипает к этой руке и не может оторваться. А потом руку куда-то везут, и камера ее теряет.
Камера снимает экран, висящий на стене. На экране идет любительский (на 24-мм. кинопленке) фильм о природе. Аккуратно склеенные эпизоды показывают разные пейзажи, от обыденных до экзотических. Голоса героев звучат за кадром. Слышен тихий стрекот кинопроектора. Разговор идет тихо, почти шепотом.
Он: А вот тут мы были вместе. Видишь стаи гигантских птиц?
Она: Отсюда они не кажутся такими большими.
Он: Будь ты с нами – показались бы. Пока сидят – еще ничего. А как поднимутся в воздух по тревоге... Как будто на аэродроме оказался. И помет летит, как настоящие бомбы.
Она: Смешно, наверное?...
Он: Ага. Усраться можно от смеха. Особенно когда попадут. И лодка вся в говне.
Она: Папа тоже все время ругался?
Он: Нет. Он вообще слишком правильно говорил для этой гребаной страны.
Она: Ты, когда не ругаешься, тоже правильно говоришь.
Он: Поэтому и матерюсь через слово. А он так и не научился.
Она: А это что?
На экране – детская возня на фоне заснеженных сопок.
Он: А это – я...
Она: Странное чувство. Как будто я смотрю на собственного ребенка...
Он: А это – он.
Она: С бородой?
Он: Ага. Тогда это было модно. Все читали Хемингуэя, а он был бородатый.
Она: Я тоже читала Хемингуэя.
Он: И как?
Она: Рассказ про женщину и кошку меня просто наизнанку вывернул. А остальное – так себе. Книги для мальчиков.
Он: На Камчатке их читали и девочки. Которые хотели быть похожи на мальчиков.
Она: Странно.
Он: Что?
Она: Мы как будто смотрим на мир его глазами.
Он: Не как будто, а так и есть. И... Знаешь...
Она: Что?
Он: Мне всегда было странно то, как он смотрел на мир. А теперь как будто его часть переселилась в меня – и мне стали не нужны эти пленки, чтобы видеть, как он.
Она: В его мире совсем нет людей.
Он: Да. Он не верил людям и боялся пускать их на свой чердак.
Она: Можно жестокий вопрос?
Он: Да.
Она: Может, она ушла именно потому, что он не замечал людей? Начиная с нее самой?
Он: Нет. И ее, и меня он видел прекрасно. Мы были его частью.
Она: Тогда почему?
Он: Не знаю. На поминках была наша старая участковая. Она помнит папу и маму с тех времен, когда и меня еще не было. Она рассказала мне, как переживала, когда они расстались. И еще...
Она: Что?
Он: Еще она сказала, что когда она пыталась отговорить маму, ты сказала ей только одну фразу: «Он мне ничего не может больше дать». Сильно, правда?
Она: Странно.
Он: А твои тоже разошлись?
Она: Нет. Но лучше бы разошлись. Живут под одной крышей, как звери. Водка, скандалы... А в перерывах молчат.
Он: Понятно.
Она: Он тяжело переживал уход твоей мамы?
Он: Я только теперь понимаю, как тяжело. Но держался молодцом.
Она: Ты тоже сейчас держишься молодцом.
Он: Это потому что ты со мной.
Она: Вот видишь. А ты не хотел, чтобы я приезжала.
Он: Не хотел, чтобы в медовый месяц тебе пришлось выносить судно из-под незнакомого человека. А потом – хоронить его.
Она: Твой отец – это часть тебя. Он не чужой мне.
Он: Знаешь... Так пусто сейчас внутри. Если бросить камень, не дождешься, пока он стукнется об пол. Я как будто ушел вместе с ним.
Она: Я тебя не отпущу. Слышишь!
Он: Да тише ты, руку оторвешь... Я здесь.
Она: Да. Если пойдем, то вместе... Слышишь? Вместе! А это кто?
На экране Он, лет на семь моложе, идет за руку с молодой, симпатичной девчонкой. Лица у них обоих глупые, но счастливые. Совершенно по-театральному идет снег.
Он: Это долгая история.
Она: Та, которую ты мне уже рассказывал?
Он: Да. Мы приехали на каникулах, чтобы пожить недельку в папиной квартире. А он неожиданно вернулся из путешествия. Встретились прямо на вокзале. Получилось очень глупо.
Она: Так и жили втроем? Или вы развернулись и уехали?
Он: Нет. Он светски раскланялся и уехал к приятелю на неделю.
Ему пришлось ездить оттуда на работу через весь город. А к нам приехал только один раз, очень важный и с камерой наперевес. Сказал, что пора когда-то и людей начать снимать.
Она: Твой папа был хороший человек.
Он: Он был скупой и любил поворчать после работы. В последние годы это ворчание иногда по-стариковски затягивалось на целый вечер... А еще он был ипохондрик и с каждой царапиной бежал в больницу... Он был самый лучший человек из тех, кого я встречал. Самый чистый и честный. Мне стыдно, что я не такой.