Сто осколков одного чувства
Шрифт:
Она: Ух ты! А за что пьем?
Он: Ты когда нибудь видела живьем начальника рекламного отдела банка?
Она: Ну... Это что-то вроде графа Дракулы, только зубов еще больше, а кровь он пьет не из всех подряд, а только из заказчиков. Ты сегодня с ним встречался?
Он: Встречался.
Она: И как?
Он: Обычный говнюк. Роста среднего, особых примет нет, кроме лысины.
Она: Ты просто ни на что больше внимания не обращаешь. Это у тебя пунктик такой.
Он: Ага. Так вот. Зубов я его не видел и на Дракулу он похож, как я – на стиральную машину.
Она: А что. Ты иногда – вылитый индезит.
Он: И есть у него, кормильца, семья...
Она: Надо же. Вы и на личные темы поговорили...
Он: Жена
Она: Познакомь, мы с ней обнимемся и поплачем.
Он: И сын у него, которого зовут Мыш и который, засранец такой, не хочет ни на каком языке разговаривать, а только орет всю дорогу...
Она: То есть ты хочешь сказать... (волнуется)
Он: То есть я хочу сказать, что теперь ты от меня никогда не уйдешь, потому что у нас теперь есть что?...
Она: Дурак ты, дядька. Я от тебя и так никогда не уйду.
Он: Правильно! Деньги! Вот они, голубчики... Аванс, блин!
Она: То есть мы теперь богатые?
Он: Еще нет. Но скоро будем. Это я тебе, как граф Дракула, говорю... Открывай шампанское, жена!
Она: Мне с Мышом гулять надо.
Он: Мыш подождет. Он теперь богатый, а у богатых свои причуды!
Открывает бутылку шампанского. Обалдевший Мыш от хлопка пугается и плачет.
Шашлыки в лесу. Присутствуют Он, Петрович, Илюнчик, друзья и подруги. Камера делает несколько панорамных планов, бродит по компании. Кто-то ставит палатку, кто-то занимается костром. Некоторым уже хорошо, а некоторым уже даже и плохо. Петрович выпивает у костра, Илюнчик занимается мясом.
Илюнчик: Ты туда не снимай, ты сюда снимай. Шашлык делать буду. Все бездельники. Что бы вы без меня делали, а?
Говоря, нарезает шампуры из веток.
Илюнчик: И вообще. Про шашлык я уже молчу. Кто место нашел? Илюнчик. Кто лодку надул? Илюнчик. Кто дров нарубил? Опять же Илюнчик. А вот как выпивать сели, так Илюнчика не позвали. И хоть бы кто-нибудь, хоть рюмочку принес.
Он: Да вот же у тебя стаканяка стоит.
Илюнчик: Где?! Да, действительно (разочарованно). Так там же пусто уже. И хоть бы кто почесался. Вокруг Петровича вон какой гарем собрался, а я... Не любите вы меня, обидеть норовите всю дорогу.
Он: Сейчас принесу.
Камера шагает к «столу»...
Он, Она и бэби – дома. Отец семейства только что привез домой телевизор и видеомагнитофон и теперь занят их распаковкой. Квартира по мелочи изменилась к лучшему. Не скажу, что дело дошло до евроремонта, но по всему видно, что здесь живут люди, которым хватает денег не только на хлеб, но и на масло.
Он (распаковывая коробку): Я помню, как у моих родителей появился первый большой телевизор. Он был черно-белый и назывался «березка». Почему березка, до сих пор не понимаю. Может, потому что черно-белый. А может, потому что полосы по экрану шли, как на бересте...
Она: А у моей бабки до сих пор стоит КВН. Чудо техники. Чтобы экран рассмотреть, нужно увеличительное стекло ставить.
Он: Когда папа принес телевизор, он сначала засел читать инструкцию. Это было суровое произведение, похожее на армейский строевой устав. Половина была посвящена тому, как с этой «березкой» осторожно обращаться, а вторая половина – куда ее нести, если все-таки не уберег. О том, как ее включать и настраивать, там не было ни слова.
Она: Но кнопка была?
Он: А как же. Правда, стала западать в первый же день. Сначала не хотела включаться, а потом – выключаться.
Она: Зато тогда не показывали рекламы.
Он: Да. И сериалов. Когда мы включили его в первый раз, там шел концерт народной музыки, и тридцать три коровы в сарафанах разевали свои пасти.
Она: В смысле, пели.
Он: Ни фига подобного. Чтобы услышать звук, нужно было переключиться на другой канал. Но тогда пропадало изображение.
Она: Врешь ты все.
Он: Вру, конечно. Ну, вот... Кажется, все. Можно включать.
Она: А инструкция?
Он: Инструкция подождет.
Она: Интересно, какие у этого телевизора будут первые слова.
Он: Да уж не «мама». Спорим, что попадаем прямо на рекламный блок.
Она: Я ставлю на сериал.
Он: Слушай, а может, ну его на фиг. Все равно смотреть нечего.
Она: И правильно. Лучше песенку спой.
Он: Погоди. Надо еще видик подключить.
Она: Видик – это хорошо.
Он: Это просто круто. Вот. Смотри, что я принес...
Показывает кассету с мультиком.
Она: Что это?
Он: Детский нейтрализатор трехчасовового действия. Системы «Том и Джерри».
Она: Думаешь, сработает?
Он: Сейчас проверим.
Она: (тихо) Ты давно не пел, дядька. Спой песенку.
Он: Чего?
Она: Я говорю, что если ты сейчас не бросишь всю эту фигню и не возьмешь в руки гитару, я умру.
Он: (растерянно) Да я уже забыл, как это делается. И слов не помню.
Она: Ничего. Все твои песни я знаю наизусть. Подскажу...
На шашлыках: он берет гитару и поет. Песня снята, как доморощенный клип: кто-то пританцовывает, кто-то подпевает. Шампуры уже обглоданы. Тусовка набрала нужный градус и закипела.
(песня)
Наварю отвар я пьяный из гуляй-травыИз забудь-травы, из прости-травы,Брошу в ковшик оловянный горькое увы,Сладкое увы, вечное увы.Брошу пепел сигареты и золу костра,Брошу детские секреты, куклы, флюгера,Дольку лунного лимона ночью отражу,А чтоб было чуть солено, волю дам ножу.Пей до дна, моя дорога,Допьяна, чтоб стать ручной...Ты веди меня, дорога, от постылого порогаОй, ой-ой-ой.Наварю отвар я пьяный из своих стихов,Из чужих стихов, из ничьих стихов.Брошу в ковшик оловянный пригоршню грехов,Мальчиков – грехов, девочек – грехов.Ложку каши, что оставил в детстве на столе,И щепотку скучных правил о добре и зле,Брошу жухлую солому солнечных лучей,А чтоб было чуть солено – слез налью ручей.Пей до дна, моя родная, допьяна, чтоб стать ручной.Чтобы не плакать, даже зная, что уйдет со мной инаяОй, ой-ой-ой.Наварю отвар я пьяный из того, чем жил,Из того, с кем жил, из того, где жил.Брошу в ковшик окаянный связку бычьих жил,Корабельных жил и гитарных жил.Сахар звезд той давней ночки, прядь родных волос,Букву «р», подарок дочки, скарба полный воз.Ветку дуба, листья клена, стебель лебеды,А чтоб было чуть солено – горсть морской воды.Пей до дна, мой черный ворон.Допьяна, чтоб стал ручной,Чтоб не взял меня измором ни над сушей, ни над морем —Ой, ой-ой-ой...