Сто осколков одного чувства
Шрифт:
– Вот сидит Вовчик. Он гений. Он рисует логотипы, которые нравятся заказчикам с первого раза. Леонардо не смог бы. Репин сломал бы кисти. Ван Гог отрезал бы второе ухо. А Вовчик может. Потому что он – не просто гений, а гений рекламной графики. Вовчик, помаши моей жене своей гениальной лапой.
Волосатый Вовчик послушно машет рукой в камеру.
Продолжение ее монолога с камерой.
– А вот наша квартира. Я стою в гостиной и тихонько ее ненавижу. Вот за этим окном, если отдернуть штору, будет видно дерево и два алкаша. (отдергивает) Пожалуйста. За этим окном по утрам сосед заводит свой
Он продолжает:
– А это – наш бухгалтер Алиса. Это – самое ленивое создание после дохлой черепахи. Мы ссоримся с ней по четырнадцать раз в день, а во время сдачи последнего отчета я ее несколько раз пробовал убить. Но она каждый раз ленилась умереть, поэтому жива и целехонька. Сейчас она занята привычным делом, то есть играет в тетрис, и как только я закончу общаться с тобой, я пойду за молотком, чтобы разбить алисин компьютер...
Она продолжает:
– А вот – телевизор, по которому сейчас показывают сериал «Просто Елена». Я ненавижу его все больше с каждой серией, и удивляюсь тому, какие резервы есть у ненависти. Поэтому лучше включить видик... Ага. А вот и мультики. Давно не виделись. Я помню их на память. Сейчас кот случайно наденет корсет и начнет летать... Вот, пожалуйста. Моя самая большая мечта – это чтобы Том однажды подавился Джерри и оба они сдохли в ужасных муках...
Он продолжает:
– А вот этого человека зовут Илья. Он умеет достать из-под земли белоснежную финскую бумагу по цене использованной туалетной. Таким образом создается дыра между дебетом и кредитом, которую мы затыкаем Алисой... А пока она пищит и вырывается, мы пропиваем разницу в цене. Сухопарый, обаятельный Илья светски раскланивается с камерой.
Она продолжает:
– А вот компьютер, который я ненавижу больше всех остальных вещей в доме, вместе взятых. Потому что твои компьютерные игры забрали у меня то, что еще оставалось от тебя после работы. По милости этой штуки мы перестали видеться даже дома, потому что я не могу называть словом «видеться» общение с твоей симпатичной задницей или затылком...
Он заканчивает свое послание, вернувшись в свой кабинет на исходную позицию.
– Вот и все, милая. Есть еще несколько человек. Например, Гоша, который работает с телевизионщиками. Ему я доплачиваю за вредность. Он подумывает о том, чтобы уйти на пенсию и заняться вещами поспокойнее, например, работать с волками или с гремучими змеями. А еще есть заказчики, но их я показывать не буду, чтобы ночами тебя не мучили кошмары. Вот так мы и живем. А еще тут есть ты. Кроме меня, тебя никто не видит. А я вижу. И разговариваю с тобой. И слышу, что ты отвечаешь. Ведь мы никогда не расстаемся, правда? И никогда не расстанемся. А теперь мне пора работать, а ты будь здесь и никуда не уходи. Без тебя это все не имеет смысла...
Она заканчивает свою экскурсию на кухне.
– А вот наш кухонный стол. Я люблю смотреть на тебя, когда ты ешь. И не очень люблю смотреть, как пьешь. Но
Резкий переход в немую сцену.
В коридоре стоят смущенные Петрович и Илюнчик. Совершенно пьяный Он сидит на полу. Друзья тоже пьяны, но держатся на ногах и явно хотят смотаться подальше.
Петрович: Нну... Мы пойдем...
Илюнчик: Это все вводка ппаленая. Правда, Петрович?
Петрович: Факт.
Илюнчик: С обычной его бы ттак нне развезло.
Она: Ладно. Доведите его до ванной и валите отсюда.
Друзья так и делают, после чего испаряются.
Она идет в комнату за штативом, устанавливает в душе камеру и начинает раздевать пьяного мужа. Дальнейший разговор происходит под душем, среди разбросанных тряпок.
Он: Хэппи энды... В пизду хэппи энды!.. Он целует ее, она целует его... Что дальше? Уберите титры, я хочу посмотреть, что дальше! Они жили долго и счастливо и умерли в один день... Завтра! Сегодня поцеловались, а завтра сдохли, счастливые, обнявшись напоследок... Вот в это я верю... А если завтра они не сдохнут, то через год у них родится ребенок. Они будут любить его и сюсюкать... А потом она перестанет улыбаться. Просто так. Просто так. Ни с того, ни с сего. Потому что ее заебали эти четыре стены... И она будет носить второго без улыбки. Потому что он запрет ее в те же четыре стены еще на три года... Раздевайся! Мне холодно!
Она нехотя, медленно раздевается.
Он: Я не шут... Я не умею... веселить. Я умею работать, жарить яичницу, трахаться... Раньше я умел писать песни. А ВЕСЕЛИТЬ я не умею! Что сделать, чтобы ты улыбнулась? Привести тебе шута? Сломать эти проклятые стены?... Просто наорать на тебя? Улыбайся! Смейся! Смейся, потому что любить значит смеяться, а не плакать! Скажи ЧИИИИИЗ! ЧИИИИЗ!!!
Она: Не ори на меня!.. (тише) Мыша разбудишь. Ну и видок у тебя... Таким я тебя еще не видела...
Он: А я таким и не был!.. Потому что ты такой не была...(начинает давиться, потом резко задергивает штору. Его громко тошнит)
И тут она начинает хохотать. Сначала – отдельными кудахтаньями. Потом – истерически, не в силах остановиться.
Та же сцена продолжается уже на экране телевизора. Там крутится вчерашняя запись безобразия. Сегодня он, полумертвый, валяется на диване. Ему очень стыдно. Камера у нее в руках.
Он (жалобно): Выключи...
Она: Нет.
Он: Ну будь человеком, а...
Она: Нет.
Он: Мне и без того паршиво.
Она: Нет!!!
Он: Ой... Не кричи, голова лопнет.
Она: Так тебе и надо.
Он: Ты злая.
Она: Да. Я злая.
Он: Практически, ты – чудовище.
Она: От чудовища слышу.
Он: Я вот сейчас... (он сползает с дивана) подползу к тебе на коленях...
Она: Не поможет.
Он: Вот так подползу, обниму... Вот так обниму... И еще раз тихонько попрошу... Выключи, а...
Она: Нет.
Он: Выключи!!!