Сто осколков счастья
Шрифт:
Варя еще раз посмотрела в сценарий:
«Володи нет. Он сбежал. Голос за кадром:
«Отец трижды сбегал от женщин из ЗАГСа».
Сердце Вари сжалось, под лопаткой заныло.
«Это же про моего папу! Но откуда они узнали?! От чьего имени все это написано? Мужской голос за кадром… Почему – мужской? Ведь у родителей только один ребенок – я, их дочь Варвара? И я никому ничего не рассказывала…»
Тоска взметнулась под потолок печальным криком чайки.
Мерзко пахло остывающим пюре с отвратительной бурой подливой.
На раскрытой странице лежала серая крошка от котлеты.
«Это не может быть случайным совпадением, невозможно выдумать точно такую же историю, один к одному, – лихорадочно бормотала Варя. – Они откуда-то узнали историю нашей семьи. Но тогда вместо мужского голоса за кадром должен быть женский, мой голос, ведь все это написано о моем отце. Такой папа был только у меня – и больше ни у кого, он мой!»
У Варвары было ощущение, будто она стоит по пояс в ледяной воде и отчаянно пытается загородиться беспомощными словами от горького подозрения, вот-вот готового раздавить слабую надежду и обрушить на ее голову ужасную правду жизни.
Второй раз со дня смерти отца в жизнь Вари вошла беда и встала черной тенью в углу за спиной.
Варя почувствовала зловещий взгляд с холодной ухмылкой.
Стену отцовской любви, защищавшей от всех невзгод, прорвало, смело, в душе Вари родилась догадка: здесь, в Москве, у отца была… Да, у него была еще одна семья, а в ней – ребенок, мальчик. Отец весело, как и ей, Варе, рассказывал сыну истории своей бесшабашной жизни. Как и с ней, играл с сыном в горячо-холодно, рисовал ему зайцев, танки, шагающих солдатиков, завернув в одеяло, носил на руках, уговаривая потерпеть, когда жгли горчичники, вставал в пять утра, чтобы достать талончик к зубному врачу. И любил его? Любил так же, как Варю?!
Где-то под потолком раздался громкий шорох, Варя, дрожа, медленно подняла глаза.
– Трехминутная готовность! – раздался вслед за шорохом голос Вики. – Все, занятые в репетиции, в цех!
Варя с трудом поднялась, с усилием, словно на плечи взвалили камни, вышла из гримерки.
Ассистент режиссера взял из ее рук сценарий, развернул и сообщил:
– Сцена проводов Владимира в армию.
Режиссер постучал по микрофону, задушевно сказал:
– Варюша, твой любимый уходит в армию. Вернется ли он оттуда живым, неизвестно. Варюша, плачь, как будто прощаешься навсегда.
Глаза Вари наполнились слезами, она зарыдала, сотрясаясь в ознобе.
– Ну что ты, Людочка, я же вернусь, два года – это так мало по сравнению с нашей жизнью! – испуганно глядя на Варю, завопил «Володя».
– Это неправда, все неправда! – прорыдала Варя и снопом повалилась на пол.
– Не совсем по сценарию, но мощно! – похвалил режиссер.
В холле на разномастных металлических стульях отдыхали и тихо переговаривались уборщицы:
– Я-то из института сюда рвалась попасть, думала: артисты, культура, чистой тряпочкой махну – и домой. Ой, все одно: что студенты свинячат, что артисты эти.
– Давеча в туалете фломастером написали…
Женщина наклонилась к товарке и прошептала на ухо.
С черного кожаного диванчика подняла голову Вика:
– Чего под нос себе шепчешь, думаешь, меня обидишь? У меня у самой вся эта съемка поперек горла!
Она сжала спицы с вязаньем и тоскливо сказала:
– В театр хочу… Погналась из-за Андрюшки за деньгами, сижу теперь здесь, сама никто и звать никак.
Уборщицы поднялись и пошли мести лестницу.
Варя молча опустилась на диванчик, слабо посмотрела на детский носочек, топорщившийся на спицах, бесцветным голосом спросила:
– Андрюше носочки?
– Ага, вместо домашних тапочек. – Вика любовно расправила вязанье.
– Давай косичкой мысок вывяжу, красиво будет, – тихо предложила Варя.
Вика посмотрела на девушку:
– А ты чего зареванная такая?
– Помнишь, ты говорила: Москва просто так славу и деньги не преподносит, за все придется платить…
– Я ведь театральное училище окончила, в дипломном спектакле Лизу играла, – лихорадочно дергая спицы, вздохнула Вика.
– Если бы я знала, что из-за роли в сериале придется пережить такое предательство… Вика, все рухнуло в одну минуту! Все, во что я верила!..
– Дотяну этот проект, и больше на съемки – ни ногой! Я уже в театре потихоньку договариваюсь, обещают даже в первый состав сразу…
– Дай косичку покажу.
– Отстань, не надо мне ничего, ничего не хочу от этой съемочной группы! – Вика дернула нитку.
Варя молча вытянула из ее рук вязанье и принялась считать петли.
– Вика, можно я весь сценарий домой возьму?
– Мне-то что? Уноси. Охота тебе еще дома о работе думать?
Вопрос прозвучал как утверждение, Вика явно не собиралась выслушивать Варино мнение.
– Смотри, сейчас пойдешь на уменьшение, через три петли просто перекрещивай, косичка сразу появится, – глухим голосом сказала Варя. – Андрюша-то у тебя сейчас с кем?
– С нянькой: зараза, перед телевизором ребенка усаживает вместо того, чтобы книжку ему почитать. А твоя где?
– С хозяйкой квартиры, – вздохнула Варя. – Я пошла?
– Куда? – рявкнула Вика, включила микрофон и крикнула: – Водитель микроавтобуса, на рабочее место!
– Да не надо… – промямлила было Варя.
– Слушай, Кручинина, хватит хорошую девочку из себя строить, положено ведущих актеров в ночное время до дому отвозить, езжай и не втирай, что тебе это не нравится. Все, до понедельника!
Варя засунула сценарий в сумку и, шаркая туфлями, поплелась на улицу.
Из темноты просигналила «газель». Водитель осветил дорогу. Варя села на переднее сиденье и назвала адрес.
Обессиленная, словно из нее, как из рекламного зайца, вынули батарейки, пустым взглядом смотрела на ночную Москву.
Красные огни стоп-сигналов бесконечного потока машин – даже ночью на дороге возникали пробки. Фонари качались так, что Варю начало подташнивать.
В кафе, в супермаркетах – всюду были люди. «Газель» встала перед светофором, и Варя с равнодушным удивлением увидела салон красоты, в котором укладывали волосы клиентке. Зачем в три часа ночи делать прическу?..