Сто процентов закона
Шрифт:
Путь познания истины труден. Правосудию приходится вставать на этот трудный и благородный путь каждый раз, когда начинается разбор любого, самого «простого» дела. Беспрерывное исследование, где ошибка должна быть исключена, — вот повседневная работа правосудия. Разве не яркое свидетельство тому дело, где невиновный обвинил себя, а его обвинители и судьи сумели защитить его самого?
Но вот эту несложную аксиому, на которой зиждется правосудие, что признан виновным и приговорен к наказанию может лишь тот, кто персонально виновен, и что только за действительную, установленную и доказанную в соответствии с законом вину он может нести ответственность, что никакие мотивы
Между прочим, многие граждане, отнюдь лично не заинтересованные в судьбе подсудимых, обвинили суд в мягкотелости, в попустительстве хулиганам, писали по этому поводу в газеты, требовали отменить решения: «нечего цацкаться с хулиганами, человека убили, а тут вишь ты…» В одном письме так и говорилось:
«Предположим на время, что мы согласны с версией, что Колов непосредственно не наносил ударов погибшему, но и при этом все равно он главный убийца… Он и должен понести наказание самое суровое».
Разумеется, в разговорах между собой, в письмах, в газетных статьях мы можем делать самые различные умозаключения по поводу того, кто «главнее» в шайке хулиганов, кто должен нести большую, а кто меньшую кару. При этом неизбежно мнения разделяются: ведь события каждый из нас воспринимает по-разному. Правосудие не может базироваться на столь шатком основании. В суде должна быть точно, предельно точно определена вина каждого. И нравится нам этот человек или не нравится — дело десятое. Закон говорит недвусмысленно: наказывают человека не за его моральные качества (это особая статья), а за то, что он содеял.
Но «третья сила» давала себя знать. Вот строки из другого письма:
«…наше правосудие изощряется в гуманности к хулиганам… Какое имеет значение, кто из троих бандитов нанес смертельные раны? Это дело случая. Очевидно, первую нанес тот, кто догнал жертву первым, а вторую — кто вторым. Дело это следовало бы разбирать не в зале суда, а при всем народе… Мы уверены, что народ потребовал бы от суда высшей меры наказания для всех участников этого преступления».
Конечно, можно было бы накалить страсти до предела, и тогда публика могла бы потребовать и высшей меры наказания. Но правосудию противопоказан всяческий ажиотаж вокруг дела. И к счастью, советский закон запрещает подобные приемы. Поиск истины должен вестись спокойно, какое бы преступление ни рассматривали судьи. Но вот это ясное требование не всегда принимает «третья сила».
Мы привыкли с величайшим уважением относиться к мнению коллективов, общественности. И судьи обязаны учитывать их мнение. Учитывать, но не руководствоваться этими мнениями. Выносить приговоры судьи обязаны лишь на основе закона.
Но ведь в свое время рекомендовала «Литературная Россия» трезвое и спокойное разбирательство дела превратить в азартное судилище, где закон бы заменили страсти, а наказание — расправа. Тогда была опубликована статья «С особой жестокостью». В ней рассказывалось о процессе над убийцей. Автору не понравилось, что судьи были холодны и бесстрастны, когда слушали дело. Он пишет:
«Где же ваш гнев, товарищи судьи? Где же ваша гражданская тенденциозность? Почему же убийца должен быть в привилегированном положении на суде? Почему у убийцы респектабельный вид? Почему ему должно быть «уютно» в рамках нашего закона об убийстве?»
Автор предлагал во время рассмотрения дела об убийствах устанавливать «гроб с телом убитого перед скамьей подсудимых». Писал:
«Я бы повесил в зале судебного заседания большой фотографический портрет убитого. И тогда, может быть, судебной коллегии не пришлось бы напряженно разбираться в показаниях и свидетелей, и подсудимых».
Такой ажиотаж вокруг дела и неполезен, и недопустим. Закон не воспрещает ни гражданину, ни любому учреждению, ни печатному органу высказывать свое мнение. Он лишь запрещает служителям правосудия этим мнениям подчиняться. Ни газетная статья, ни указание самой высокой инстанции для судей не имеют решающего значения. Ведь даже высший судебный орган не вправе предписать суду решение по конкретному делу. «Судьи независимы и подчиняются только закону» — этот девиз правосудия должен сохраняться в чистоте прежде всего самими судьями. Им бы следовать завету древнего индийского мудреца, который гласит: «Исполняй свой долг, не думая об исходе, исполняй свой долг, не думая, принесет ли это тебе счастье или несчастье. Кто исполнит свой долг и спокойно, не радуясь и не печалясь, встречает любые последствия, тот поистине велик душой». Замечательные слова. Бесспорный и красивый ответ судьям, которые поддаются влияниям и советам со стороны. Но и тут надо быть реалистами нам с вами. У нас судьям ничего не предписывают. Нет этого. Только судьи — люди, а не роботы. Где-то подсознательно напластовываются у них различные мнения по делу, которое предстоит рассмотреть. И вот эти впечатления, отзвуки, раздумья формируют ту «третью силу», которую не сбросишь со счетов и от которой трудно избавиться.
Выдающийся русский юрист А. Ф. Кони писал в свое время о безликом давлении на суд.
«Это давление окружающей среды, выражающееся весьма многообразно, чувствительно и вместе неуловимо, создающее около судьи, в его общественной жизни ту атмосферу, которая стремится властно повлиять на исход его работы по тому или другому отдельному делу или ряду дел. Под видом «общественного мнения» судье указывается иногда лишь на голос «общественной страсти», следовать которому в судебном деле всегда опасно и нередко недостойно. Судья должен стоять выше этого в выполнении своей высокой задачи, основанной не на временных и преходящих впечатлениях, а на вечных и неизменных началах правосудия».
Закон подлежит безусловному и неуклонному соблюдению. Но применение его к любому конкретному жизненному случаю не является механической операцией. Иными словами, правильное применение закона требует внимательного, чуткого, человечного отношения к тем людям, интересы которых зависят от решения суда. Закон всегда дает суду возможность справедливо решить дело и не принуждает к несправедливому решению. Он для этого достаточно гибок и мудр. Достаточно содержателен, чтобы достигать цели не вопреки нормам права, а целиком и полностью, без всяких отступлений следуя этим нормам, расписанным по статьям кодексов.
Мне вспоминается одно гражданское дело. Вокруг него тоже бушевали общественные страсти. Некая молодая особа пленила своими чарами седовласого ученого. Всем было видно, что красивая хищница увивается вокруг профессора, повинуясь отнюдь не чувству любви. И все же профессор сочетался с ней законным браком и, умирая, завещал ей имущество. Родственники оспорили волю покойного. На наследницу обрушился град, возможно, вполне заслуженных обвинений в аморальном поведении.
— Мне была глубоко антипатична эта особа. Типичная хищница, — говорил мне председательствующий на том процессе.