Сто Тысяч Королевств
Шрифт:
Они сговорились, что ли? В последнее время все кому не лень обращаются со мной как с маленьким ребенком…
— Увидишь.
И он распахнул двери.
Моим глазам предстала совершеннейшая идиллия. Точнее, это была бы совершеннейшая идиллия, если бы не одно маленькое обстоятельство: мы находились ровно в сердце дворца, который парил в небе на высоте полумили. И тем не менее передо мной простиралось что-то вроде огромного зала с высоченным потолком, все пространство занимали аккуратные ряды маленьких домиков, между ними тянулись столь же аккуратные и чистенькие мощеные дорожки. Я безмерно удивилась: домики построили не из тускло сияющей недоперламутровой штуки, из
И тишина. Ни души на улочках между домиками. Даже ветер не дует.
Теврил взял меня за руку и перевел через порог — и я ахнула. Тишины как не бывало! В мгновение ока проходы между домами заполнились людьми, они толпились, смеялись, и толкались, и перекрикивались, и их голоса сливались в нестройный хор радости, которому я бы не изумилась в других обстоятельствах, все же праздник есть праздник, но все это вдруг взялось из ниоткуда! Кругом звучала музыка, приятнее, чем сенмитская, но все равно непривычная. Играли где-то рядом, видимо на площади между домами. Я разобрала звуки флейты и барабана, а вокруг царило вавилонское смешение языков — из них лишь один показался знакомым, говорили по-кентийски — и тут кто-то схватил меня за руку и развернул к себе.
— Шаз, ты ли это! А я-то думал… — Амниец, цапнувший меня за локоть, разглядел мое лицо и побледнел — хотя куда уж ему бледнеть, с такой-то белой кожей. — Ох ты ж демон меня побери…
— Все в порядке, — быстро сказала я. — Вы просто ошиблись, и я не в обиде.
Сзади меня вполне можно принять за теманку, наршеску — ну и вообще за северянку. Кстати, неведомый ухажер окликнул меня по мальчишескому имени. Однако он впал в испуганное оцепенение не по этой причине. Его взгляд не мог оторваться от моего лба — и сигилы полного родства над бровями.
— Да ничего страшного, Тер. — Сзади подошел Теврил и положил мне руку на плечо. — Это новенькая, принимайте.
Бедняга с облегчением выдохнул и слегка порозовел.
— Прощения просим, благородная госпожа, — протараторил он вежливое приветствие. — Я тут просто… м-да.
И жалостно улыбнулся:
— Ну вы поняли.
Я горячо заверила его, что все, все поняла, хотя сама не очень понимала, что я должна была понять. Амниец радостно бросился прочь и замешался в толпу, а мы с Теврилом оказались предоставлены самим себе, хотя, конечно, нельзя сказать, что мы остались наедине — в такой-то толпище. У всех, кто здесь веселился, на лбу стояли отметки низкорожденных. Тут развлекались одни слуги — причем в огромном количестве, не меньше тысячи. Теврил настолько вышколил их, что мы их почти не замечали — а их тут целая армия! Хотя я сама могла бы догадаться, что слуг во дворце всяко больше, чем высокорожденных.
— Не сердись на Тера, — заметил Теврил. — Сегодня — один из немногих дней в году, когда мы чувствуем себя свободными. Он просто не ожидал увидеть… это.
И он красноречиво кивнул на мою отметину.
— А что здесь происходит? Как все эти люди?..
— Это такая маленькая услуга от Энефадэ. — И он радостно махнул в сторону входа, а потом куда-то неопределенно вверх.
И тут я заметила, что центральный двор обволакивало
— Люди с отметиной квартерона и выше войдут сюда и ничего не увидят, — пояснил Теврил. — Исключение сделали для меня, как ты видишь, ну и для тех, кого мы решаем сюда пригласить. И мы вольны здесь праздновать и веселиться, как нам угодно. А высокорожденным сюда ходу нет — хотя им и хочется завистливо потаращиться на «причудливые обычаи простолюдинов». Словно мы какие-нибудь звери в клетке! Нет уж, обойдутся…
Я наконец-то поняла, что к чему, и улыбнулась. Вот оно что. Такой себе вполне бескровный и молчаливый бунт — не удивлюсь, что не единственный, — против чистокровных родственничков. Возможно, если бы я прожила в Небе подольше, меня бы посвятили и в другие бунтовские тайны…
Но конечно, я до этого не доживу.
От этих мыслей веселье разом слетело с меня — хотя вокруг продолжали гомонить и радоваться. Теврил ухмыльнулся и схватил меня за руку:
— Ну, хватит кукситься! Смотри, как тут весело! Давай, развлекайся!
И он отпустил меня, и его тут же подхватила женщина и утащила за собой. Я лишь увидела, как мелькнула рыжая шевелюра, и он смешался с толпой.
А я осталась стоять, где стояла. Чувствуя себя обделенной и несчастной — несчастной понятно почему, а почему обделенной — непонятно. Слуги веселились, и никому не было до меня никакого дела. А я никак не могла проникнуться праздничным настроением — все-таки здесь слишком шумно и ничего не понятно. И даррцев не видно. И ведь наверняка никого из них не должны через пару деньков казнить. И совершенно точно никому из этих веселых и беззаботных людей не запихали в тело душу богини, чтобы она вот так там сидела, росла и отравляла все их мысли и чувства!
Но Теврил притащил меня сюда, честно пытаясь отвлечь от грустных мыслей, и было бы неучтиво развернуться и уйти. И я принялась высматривать тихое местечко, чтобы усесться и не мешаться под ногами. Мне попалось на глаза знакомое лицо — точнее, я почему-то решила, что оно знакомое. На пороге домика стоял юноша и смотрел на меня с приветливой улыбкой. Так, как будто мы с ним знакомы. На вид чуть старше меня, симпатичный и худенький, похож на теманца, правда, глаза не теманские, бледно-зеленые, — и тут я ахнула и решительно направилась к нему.
— Сиэй?
Он ухмыльнулся:
— Рад тебя видеть. В особенности здесь.
— Ты… такой…
Я некоторое время постояла, хлопая глазами, а потом все-таки решила — что пользы глупо таращиться? В конце концов, я прекрасно знала, что Нахадот — не единственный из Энефадэ, кто способен изменять облик.
— Так это ты сделал? — И я обвела рукой мягко светившийся над нашими головами защитный купол.
Он пожал плечами:
— Люди Теврила оказывают нам массу услуг в течение года, так что было бы нечестно не отплатить им добром за добро. И вообще, мы, рабы, должны держаться друг друга.
В голосе его сквозила горечь — прежде он так не разговаривал. Но слова прозвучали, как ни странно, утешительно — возможно, из-за моего отчаянно скверного настроения. Так что я уселась на ступеньку, на которой он стоял. И мы молча смотрели, как остальные веселятся. А потом я почувствовала, как он дотронулся до моих волос. И погладил их. И это тоже утешило меня. В любом облике он оставался прежним Сиэем.
— Они так быстро растут и меняются, — тихо проговорил он, глядя, как весело пляшут люди — музыканты старались изо всех сил. — Иногда я готов возненавидеть их за это.