Стоэтажное поле
Шрифт:
Радий Петрович ПОГОДИН
СТОЭТАЖНОЕ ПОЛЕ
Рассказ
Субтильная девушка в белых брюках и желтой майке по гранитному парапету на фоне облаков скакала, словно хотела написать спиной на ленинградском историческом небе: "Цветы, цветы..."
А он подошел к ней, озабоченный студент Аркадий, со словами: "Салют, Мария!"
– Не приставай, - сказала она.
– У меня брат боксер. Он тебе врежет.
– Я серьезно. Как тебя звать?
– Глафира.
– А сокращенно?
– Роза.
Студент Аркадий попытался
– Перенеси меня, пожалуйста, на ту сторону улицы. Меня еще никто на руках не носил.
Когда Аркадий опустил ее на тротуар у колонн Адмиралтейства, она поблагодарила его и убежала.
Теперь он думает о ней. Он думает о многом сразу, но теперь еще и о ней.
Районом, где проживал Аркадий с мамой и папой, владели старухи с кошелками. Толстые, тощие, на опухших ногах, на усохших ногах. Может быть, у старух, как говорится, здесь было гнездо. Они жужжали. Расталкивали. Осуждали. Лезли. Владельцам собак кричали: "Сколько мяса жрут твари. Людям не хватает. А тяжкий труд дворника? У нас дворничиха Симка - вот такая морда. Ничего не делает, говорит: "Не желаю! Везде одно собачье дерьмо"".
Студент Аркадий собак любил. Но не имел. Студент Аркадий девушек тоже любил. Был у него опыт по этой части в девятом классе. Но она ему изменила с курсантом. Потом замуж за курсанта вышла. Теперь с ребенком дома сидит.
Когда Аркадий глядел на старух, ему хотелось им возразить: мол, собака единственное сейчас существо, сохранившее в себе суть такого понятия, как беззаветность. Слово "собака" теперь философский термин. Старухи же, это вы видите, распоясались, от них шума больше, чем от рокеров, брейкеров и металлистов. Но тут же Аркадий себя одергивал: стоп, говорил, старухи - это святое. Они прожили трудную жизнь. И вздыхал, чтобы заглушить в себе неуверенность.
Интересно и то, что в районе, где проживал Аркадий, не было стариков, - наверно, их гнездо находилось в другом месте. Если они и появлялись случайно, то вели себя как неплательщики алиментов, воспитавшие в себе способность исчезать в стене.
Вот и шагал Аркадий в этом релятивистском мире в поисках несокрушимой константы, на которую он мог бы опереться всем своим весом и всеми своими помыслами. Иначе он свою жизнь представить не мог и оттого мучился.
Из примыкающей улицы ему навстречу вышла женщина с хорошо развитым бюстом, похожая на талантливую киноартистку Нонну Мордюкову. Держит эта женщина у плеча капусты кочан. Смотрит она на Аркадия зло. А со всех сторон сбегаются и сбиваются в клин старухи.
"Дорогу!
– кричат они.
– Мы устали! Мы больны!"
Аркадий пытается бежать, оборачивается - перед ним прилавок. Двое парней - похоже, студенты ЛИИЖТа, подрядившиеся на лето в торговлю, сгружают с тележки аккуратные картонные коробки с ровными круглыми отверстиями. И оказывается студент Аркадий у весов первый.
– Бананы!
– кричат старухи.
– Детям!
А женщина с кочном им объясняет:
–
– Не уйду, - говорит Аркадий, проявляя упрямство.
– Я первый.
– А еще мужчина!
– кричит женщина с кочном.
– Какой он мужчина - настоящие мужчины бананов не едят!
– кричат старухи. Выстраиваясь в очередь, они борются друг с другом и от этой борьбы на глазах молодеют, становятся ничего себе - даже средних лет некоторые.
– Тебе сколько?
– спросил Аркадия продавец. В его вопросе Аркадий расслышал: "Бери побольше. Это не повторится".
– Пять, - прошептал Аркадий.
Продавец вытащил из коробки гроздь, она созрела у него в руках. Положил ее на весы - гроздь полыхнула оранжевым воском.
– Десять.
– Беру...
Очередь взвыла: "Они заодно. Они вместе пьют. О-о-о-о..."
Женщина с кочном, она стояла второй, ударила Аркадия по голове кочном.
Другие члены очереди предложили от всего сердца: лишить его стипендии, оштрафовать, выгнать, показать по телевидению. Но главной и сильнее всех высказанной была та горькая правда, что настоящих мужчин теперь нет.
Аркадий глубоко вздохнул и, прижимая к груди гроздь бананов в десять кило весом, посмотрел на них затравленным взглядом Христа. Женщины были в сбитых набекрень, сползших на глаза шляпках, в задранных платьях, в стоптанных туфлях. У некоторых бюст съехал набок. Ресницы потекли. Подбородок окрасился помадой. Дышали они жарко и хрипло.
– Успокойтесь, - сказал Аркадий.
– Поясню: настоящие мужчины появляются лишь там, где есть прекрасные дамы. А вы, извините, сумчатые волки. Еще великий поэт намекал, что вы можете коня на скаку остановить вцепившись ему в горло зубами.
Ох! Зачем он это сказал? Женщин нельзя обижать, даже старух. Такую ошибку не спишешь на молодость - только на глупость. Отсюда мы заключаем, что в житейском смысле студент Аркадий был глуп.
– Беги. Убьют, - прошептал продавец.
Гордость не позволяла Аркадию побежать. Он был защищен сознанием того, что выскакивать из очереди дамы побоятся - если выскочишь, обратно не воткнешься. Дамы качнулись за ним свирепой волной. И откатили назад. И лишь последняя, поскольку терять ей было нечего, оторвалась от очереди, как брызга, догнала Аркадия и уколола его вязальной спицей в локоть.
– Вот тебе, - сказала она.
Задумчивый Аркадий сел на скамейку в сквере. Почесал локоть. К нему подошла старушка, вся в черном, седенькая, сухонькая, в аккуратных темно-коричневых туфельках. Улыбнулась она и спросила:
– Не станете возражать, если я присяду рядом с вами?
Аркадий вскочил.
– Сочту за честь.
– Скорблю, но ненавижу баб, - сказала старушка, усаживаясь.
– Они превратили жизнь в трагический абсурд, а мужчину в шута. Но ведь их тоже пожалеть надо. Вы посмотрите, что они носят, - одежда на них как физическая неполноценность. А где взять?