Стоход
Шрифт:
— Полиция! — догадался Гриша.
Лихорадочно завизжала пила, застучал топор. Сильнее зашаркал рубанок.
Гриша засунул книгу за пазуху и метнулся к пролому в крыше, закрытому дверцей из досок. Друзья подняли дверцу, подсадили его и снова закрыли дыру. А пила визжала еще злее, еще отчаяннее стучал топор.
— Пся крев! — заорал за стенкой Левка Гиря, и тотчас дверь вылетела вместе с петлями.
— Чего не открывал? — с трудом всунувшись в дверь, закричал Левка. — Перестань визжать своей пилкой!
— А
— Кровать! — передразнил Левка. — Люди этим делом занимаются днем.
— Днем я на конюшне.
— Да чего ты с ним валандаешься! — проворчал полицейский, оставшийся за порогом, — бери того, кто нужен, и крышка.
— Тут даже девчата? — удивился Левка. — А ну, брысь из хаты!
— Мы не кошки! — ответила Вера.
Левка поднял за волосы Ивана Параныцю, глянул ему в глаза. Потом так же осмотрел всех, кроме Санька, который сам смело рассматривал непрошеных гостей.
— А где Гришка Крук? — спросил Гиря и, перешагнув через Санька, сидевшего на полу, посмотрел на печку, под нары. — Ян, быстро вокруг дома! — крикнул он напарнику и ткнул дулом винтовки в потолок. — Крук убежал туда.
Ребята молча следили за каждым движением полицая.
— Ну, Козолуп, не поздоровится тебе, если я не поймаю этого бандита! — пригрозил Левка, уходя из каморки.
Ребята вышли следом.
В черной болотной тьме ночи слышен был тяжелый топот полицаев, бежавших в другой конец барака.
— На крыше был? — спросил Левка напарника.
— Был. Да он, пожалуй, уже дома и притворился, что спит.
— Это ему не поможет. Идем!
Топот сапог затих. Но ребята стояли молча, не зная, что делать, чем помочь другу.
— Зачем его ищут? — спросила Вера.
— Кто-нибудь подслушал, — ответил Санько.
Проходя мимо угла барака, ребята вдруг услышали шорох. Над их головами, тяжело взмахнув крыльями, взлетел аист. А из гнезда его вылез Гриша. Дойдя до края стрехи, он ухватился за ветку вербы, спустился на землю и сунул Саньку книгу.
— Спрячь в лесу. Побегу домой, а то дедушку изобьют за меня.
— Что ты! — испуганно замахала Вера. — Убегай в лес, мы тебя спрячем и будем кормить.
— Нет! Дедушку убьют, теперь обязательно убьют.
— Чего им надо? — недоумевал Санько.
— Они знают все, о чем мы говорили за сараем! — ответил Гриша.
— Ну! Выдумаешь…
— Правда, ребята, — понизив голос, промолвил Гриша. — Я не сказал вам. Боялся, что не будете приходить… Помните, когда я камнем запустил в кусты за сараем? Так там была не собака, а человек.
— Человек? Откуда ты знаешь?
— Собака бы тявкнула, это раз. А потом… — тут Гриша, обняв друзей, притянул их к себе. — Утром я нашел следы человека… Он в этих кустах, видать, сидел не один раз. И знаете, кто это был? Тот самый, кто подсунул учителю запрещенные
— Выдумываешь! — отшатнулся Санько.
— Я видел следы того самого сапога, с закрученным гвоздиком на каблуке.
Теперь ребята стояли, тесно прижавшись друг к другу, и всем казалось, что у них бьется одно встревоженное и большое сердце.
Когда Гриша возвратился домой, там уже все было перевернуто вверх дном. Полицейские ковыряли даже потолок, тыкали штыками в земляной пол — все искали запрещенные книги. Комната была освещена желтым, тревожно мигающим светом лучины. Гриша вбежал и сразу попал в объятия матери, стоявшей у порога.
— За тобой пришли! — зарыдала она.
Собирал Гришу дедушка. Он велел переодеться в чистые штаны и рубашку, дал новые постолы и белые онучи. Дрожащими руками, мокрыми от своих и материнских слез, Гриша медленно одевался и не обращал внимания на покрикивания полицейских. Мать металась по комнате, ломая руки. Но дед крепился. И когда Гриша был готов, он попросил всех минутку посидеть, по старому обычаю. Дед сел против Гриши и молча смотрел на него. Потом, вытерев глаза полою рваного полотняного пиджака, встал.
— Крепко держись, внучек! — напутствовал он и, насупив брови, чтоб не заплакать, добавил сурово: — Такое теперь время: кто в тюрьме не бывал, тот и не человек!
— Помолись на дорогу, сыночек, — попросила мать. — Помолись, господь тебе поможет.
Гриша машинально перекрестился. Но, посмотрев на икону Христа, ведомого на казнь, невольно подумал: «Чем мне теперь поможет Христос, когда его самого бьют, как последнего батрака! Был бы он, как Спартак, — на коне да с тяжелым мечом!..»
Перед комендантом морочанской полиции Красовским лежало дело Григория Крука. По доносам комендант уже имел полное представление об арестованном. Конечно, это завзятый коммунист, хотя еще и совсем молодой. Да, а все-таки, сколько ж ему лет? Ответа на этот вопрос в доносах Сюсько не было.
— Введите! — распорядился Красовский и уткнулся в бумаги.
Полицейский ввел арестованного и, лихо щелкнув каблуками, вышел.
— Григорий Харитонович Крук? — не глядя на арестованного, спросил комендант.
— Бардзо проше пана коменданта — Гришка Крук. А еще дразнят Гришка Сибиряк, только это больше для смеху, — ответил Гриша весело и беззаботно, как учил его дедушка, приносивший утром еду и за два злотых купивший у полицая пять минут свободного разговора.
Красовский удивленно взглянул на болтливого арестанта. И вдруг встал, не веря своим глазам: увидел черноволосого щуплого подростка в полотняной рубашке и штанах, в постолах, одним словом, обыкновеннейшего пастушка.
Заметив, что комендант пристально смотрит на него, Гриша поплевал на руку и начал приглаживать волосы.