Стоим на страже
Шрифт:
Есть скорость. Ручку управления набок.
Где низ, где верх? Где земля, где небо?
Сам он вращается или висит в какой-то гигантской трубе, а вращаются ее стенки? Голова чугунная. Хорошо, костюм снимает большую часть перегрузок.
Довольно. Вывод в горизонталь.
— «Узбой», слышите меня?
— Слышу вас, докладывайте.
— «Бочки» выполнил.
— Топливо?
— Есть еще.
— Стройте заход.
Развернулся, пошел назад. Излучина реки и Бес-Таш проплыли слева. Начал заход. Все идет нормально… Третий разворот… Шасси!
На панели — три зеленые
— «Узбой», двести пятый, все стойки вышли!
— Понятно. Садитесь.
Что-то явственно скрипнуло в носовой части. Это новость! Никогда такого не было…
Опять желтая сетка ближнего привода поперек курса, за ней полоса. Надо начинать выравнивание. Хорошо, что все хорошо кон… И вдруг уговаривающий, почти ласковый голос Кострицына:
— Баталин, дайте газ. Газ, газ! Идите на новый круг.
РУД вперед. Ручку управления машиной на себя!
Да черт побери, что там еще не слава богу?
— Алеша, не убирай шасси! — это Попов. — Не убирай, слышишь?
— Вас понял. Шасси не убирать. Что…
— Баталин! — Это Кострицын. — Идите вверх! Занимайте эшелон, тот самый. Как топливо?
— На пределе.
— У вас переднее шасси развернуто на девяносто градусов. Поперек развернуто. Ваше решение?
И вспомнилось: класс тактики, вбегают Лапшин и Мохов. Тарас говорит, что не успел сходить в зону — техники провозились с передней стойкой. Это было «ау»… Теперь звучит эхо.
А все-таки есть на свете справедливость. Ведь это же большое счастье, что сейчас не Лапшин сидит в кабине своей «пятнашки». Тараса в училище не раз гоняли за посадки; пожалуй, робость перед посадкой у него и до сих пор окончательно не прошла.
— Буду садиться, — передал Алексей в эфир.
— Это риск, Баталин!
— Я сажусь.
Как строил новый заход, помнил довольно смутно.
Знаки… Дальний привод… Ближний…
Ну, вот она, бетонка! Задира-а-аем нос… Касание!
Выбрасываем парашют.
Машина проседает на амортизаторах.
Двигатель выключился сам — нет больше топлива. На всякий случай мы его выключим, как полагается. Но смотри! Смотри! Не дай переднему шасси чиркнуть по бетонке на такой скорости!
Еще задира-а-ем нос…
Скорость гаснет, машину все сильнее трясет на стыках плит, она ощутимо стремится упасть на переднюю стойку. Погоди!
Еще выше нос. Как не задеть хвостом полосу? Покуда есть скорость, машина идет ровно. Но через минуту без рулевого шасси может и съехать с полосы. Не дать! Удержать рулем поворота! Нет, заюлила, однако…
Не надо тормозить, иначе клюнет резко! Пусть сама…
Все. Больше не удержать. Нос медленно опускается…
Толчок! Нос опустился ниже обычного, машину разворачивает и тащит почти боком вперед. Но недолго. Стойки основного шасси выдержали, и самолет не валится на крыло.
Алексей Дмитриевич! Похоже на то, кочки-бочки, что все это — полный порядок.
Поднял фонарь и сразу будто бы в печи оказался — в кабину хлынул жар нагретой за день земли. Ну и жарит солнышко! А ведь по календарю осень, между прочим. На родине дожди идут, листья падают. Мама любит собирать в парке кленовые, самые большие и красивые, проглаживает их
Рев пожарной машины и завывание «скорой помощи» отвлекли от мыслей о доме. Ну как сейчас начнут поливать из шлангов?! Им что, им, поди, машину не жалко.
Быстро освободился от привязных ремней, встал на борт и спрыгнул на землю. Все-таки стащило машину с полосы, чуть-чуть. Не успел осмотреть переднюю стойку, как оказался в кольце людей. Подлетел «газик» командира полка, Сердюков выскочил из кабины, шагнул к Алексею, положил ему руки на плечи и притянул к себе.
— Ну! — произнес с выдохом. — Молодец! Благодарю!
— Служу Советскому Союзу!
И НА МОРЕ
Михаил Годенко
КРАЙ ЗЕМЛИ
Отрывок из романа «Потаенное судно»
По возвращении из отпуска Юрий Баляба получил у баталера новые погоны с двумя поперечными лычками: ему присвоили звание старшины второй статьи. Вскоре демобилизовался и уехал домой насовсем Калачев. И на его место старшиной команды торпедистов был назначен Баляба.
Первым поздравил Юрия Владлен Курчавин. Он подал руку:
— Держи, начальник! Только чур-чура не задаваться и хвост торчмя не ставить!
— Сочиняй, сочиняй…
— А что, я вашего брата, мелкого начальника, знаю. Чуть выбьется — и ну подчиненным салазки заламывать.
В разговор вмешался Назар Пазуха:
— Хочешь сказать: не так паны, як паненята?
— А что?
— Юрко не такой.
— Зажмет вязы промеж колен, узнаешь.
— Будешь нерадивым, зажму, — прищуркой улыбнулся Баляба.
— Во, слыхал! Так мы теряем лучших друзей, — то ли смеялся, то ли говорил всерьез. Поймешь ли Курчавина?
В атлантический поход Юрий Баляба уходил уже старшиной команды. Там впервые он и ощутил явную возможность военной провокации. Американские самолеты пролетали над плавбазой «Луга» на бреющем, обдавали лицо горячими тугими ударами воздуха, оглушали ревом двигателей.
Из похода вернулся, завидуя ребятам, которые пошли на лодках с задачей опоясать земную окружность. Он мысленно прикидывал курс, сожалея, что не пересечет пролив Дрейка, не пройдет мимо мыса Горн у самой оконечности Южной Америки. Правда, наверняка тех диковинных земель никто не увидит: лодки весь путь покроют в подводном состоянии, но все же. Одно сознание, что ты находишься так невероятно далеко, в тех местах, о которых знал только из учебника географии, большим теплом греет. И это же на всю жизнь останется такое завидное чувство: «Я там был!» Утешал себя тем, что поход не последний и что, может быть, еще придется увидеть многое за годы службы.