Стокгольм
Шрифт:
Мисс Уильямс в сопровождении двух мужчин, вероятно, её юристы, но и я так же не один. Три юриста, включая моего отца, консультант по правам ребёнка, главный врач больницы, где наблюдается Тедди… И Тейлор в углу кабинета, готовый в любой момент броситься на меня, если я всё-таки захочу свернуть шею Лейле.
Как она смеет являться почти через год и требовать назад сына? Как она смеет пытаться забрать моего ребенка?! Она даже встречаться с ним не хочет, она просто требует его, как… Как требовала у меня денег на «вон то колечко
Моего сына! Все ДНК-экспертизы оказались в мою пользу. А я и не сомневался.
— Мы готовы приступить к переговорам, мистер Грей.
Киваю, занимая своё место во главе стола, и позволяю противоположной стороне начать и озвучить их требования, которые я и так знаю наизусть.
— Моя клиентка хочет, чтобы мистер Кристиан Грей перестал ограничивать её доступ к сыну, рожденному шестого января этого года. Младенец был рожден на двадцать девятой неделе беременности, и ему требовалась реанимационная помощь, чем мистер Грей и воспользовался. Запретил посещения, обвинил мисс Уильямс в том, что это её вина, что младенец родился раньше срока, и предложил некую сумму денег за то, чтобы она отказалась от ребенка. Мисс Уильямс была вынуждена согласиться, так как переживала за жизнь малыша, и больше не видела своего ребенка. Для матери трагедия…
Трагедия для матери — это что-то очень похожее на истерику Аны, когда Теодор рассек себе бровь. А не просраные за десять месяцев пять миллионов. Пять чертовых миллионов.
— Поэтому мы требуем, чтобы моей клиентке вернули ребенка и выплатили компенсацию за моральный ущерб. Общение мистера Грея с сыном мы хотим сократить с раза в неделю до раза в две недели.
Да ты охренела.
Я даже представить не могу, что со мной будет, если я буду видеть Тедди всего два раза в месяц, по паре часов… Это же мой мальчишка.
Наша тыковка.
— На содержание ребенка мисс Уильямс должна получать пятнадцать процентов от месячного дохода мистера Грея, и это не так много, как вы знаете.
Алименты.
Пятнадцать процентов от моего дохода, в течение семнадцати лет, плюс естественные потребности, как оплата медицинских счетов и образования… Она вообще представляет, сколько это денег?!
Хотя, она еще как представляет.
— «Ребенок, младенец, сын»… Мисс Уильямс, вы не знаете, как зовут моего сына, за которого так рьяно боретесь? — Лейла недовольно поджимает губы, смотря мне в глаза, и я не могу сдержать усмешки, игнорируя юриста, которого перебил. — Где ты, мать твою, была со своими адвокатами десять месяцев назад?! Прошёл почти год, не поздновато для материнского инстинкта?
— У твоей подстилки он хорошо развит? Подобрала тебя, ребенка. У меня есть комплект нижнего белья, который мне уже не нравится, она не хочет доносить?
— Ещё хоть слово об Анастейше… — сжимаю кулаки, и отец хватает меня за запястье, заставляя заткнуться.
—
— Заберешь ты его, а дальше что? Ты готова вставать по три раза за ночь? Или ты готова менять его подгузники, разбираться в их содержимом? Ты готова кормить его по полтора часа иной раз? Или, может, ты готова просто полюбить его, Лейла?
— Это мой ребенок…
— Нет, Лейла. Это мой сын, купленный у тебя за несколько миллионов, ты отлично «выдоила» меня. Это я выкармливал его и грел на своей груди, гуляя по реанимации. Это я работал с ним на руках, в любом месте. И это я укладываю его спать каждый вечер в его кроватку, стоящую вплотную к моей постели. Кормлю его и меняю подгузники, в содержимом которых разбираюсь и могу предсказывать по нему будущее. Ты можешь представить, что значит «сделать массаж» младенцу? А я делал этот чертов массаж ему.
— Если бы ты не отнял у меня сына, я бы делала это… А сейчас с ним совсем чужая ему женщина. Днём заботится о потребностях малыша, а ночью о твоих, да, Кристиан?
— Это нормально для семьи, мисс Уильямс. И я вполне рад, что мой сын воспринимает мою девушку как свою маму. Она называет его «тыковка», а он ревнует её ко мне. Сразу кричит, пока не отойду. Он любит её, она любит его. И она любит меня. Помнишь? «Я никогда не любила тебя и никогда не полюблю, и не смогу полюбить и его».
— Это ложь. Это был мой ребенок, мой сын, и я хотела назвать его Ричард!
— От слова «Rich», Лейла? Маленькая золотая жилка?
Отец затыкает меня, позволяя другому адвокату с моей стороны начать говорить, и «взрослые» переговоры возобновляются. Лишь мы сидим, обиженные друг на друга как два подростка.
— У нас есть оригинал и копии договоров, где ясно указано, что мисс Уильямс отказывается от своих прав и заявляет, что не приблизится к ребенку, только если он сам её не разыщет после совершеннолетия. Там же указано, каким образом были переданы деньги и документы на дом.
— Моя клиентка была в стрессе и под давлением мистера Грея.
— Мистер Джейсон Тейлор, секьюрити мистера Грея, был свидетелем, что всё происходило на законных основаниях, как и юристы, при которых был подписан договор.
— Это нужно доказать.
— Попробуйте. Мы же настаиваем на исполнении оригинального договора, но мистер Грей любезно согласен оплатить юридические затраты мисс Уильямс. И, учитывая этот прецедент, добавить в предыдущий договор пункт о том, что в случае возникновения мисс Уильямс в жизни мистера Грея и его сына, на неё будет заведено дело о преследовании.
«Мне нужен сын».
Она не знает его имени. Она не хочет его увидеть. Она хочет убрать его в сумку и доставать только когда будет снимать деньги.
Мы ничего не решим сейчас, Лейла хочет драмы. Я не могу ей ничего предъявить без суда, и она прекрасно знает это.
Дело идет в суд.
— Я ни в коем случае не угрожаю тебе, Лейла, но если в дело вмещается пресса, если они будут беспокоить моего сына… Он просто ребенок, который не заслуживает этого. Не смей.