Стокгольм

yourloveisking

У них одно хитрое личико на двоих, они во многом похожи характером. У Итана светло-голубые глаза, а у Элли — ярко-зеленые, и это единственное, что помогало их различать первые пару лет жизни. Они одинаково выглядят, болеют, одинаково ведут себя, они зеркальны друг другу, вплоть до ведущих рук и родинок, но при этом — двойня.

Наши дети — как посыл к чёрту моего доминирующего генофонда: вместо рыжеватых волос — блондинистые, как и у мамы. Вместо моих серых глаз, или хотя бы синих, как у мамы — такое разнообразие чёрт

знает в кого. Но у обоих мой нос, чему очень рада Ана. Вместо моего роста, что отлично взял от меня Теодор, ребята хрупкие, Элли это и на пользу, она девочка, а Итан… Я всё равно сделаю из него красивого мужчину. Ему только десять. Конечно, он ещё подрастет!

— А как вы с папой познакомились? — Элли тихо задает свой вопрос, не желая, чтобы я слышал, но увы.

— Вы ещё слишком маленькая для этого вопроса, мисс Грей, — чувствую взгляд Аны, но пресекаю её попытку ответить на заданный ей вопрос.

— Папа, мне уже десять! — малышка надувает губы, от злости бьет кулачком по бедру, но знает, что со мной бесполезно спорить. Маленькая.

— Да, мне тоже интересно, в каком месте тебе так повезло? — Теодор зевает, развалившись на диване за младшими, и легко тыкает надутую Элли под ребра, щекоча, отчего она дергается и улыбается.

— Нас познакомила тётя Миа. Общение не пошло, но через некоторое время мы столкнулись на улице, и с тех пор уже не смогли отпустить друг друга. Вопрос закрыт, — Ана выпаливает это быстрее меня, желая и удовлетворить детей, и не злить меня.

— Но поженились, когда мне было два с половиной?

— Мама всё хотела «проверить чувства», — не могу сдержать усмешки, когда Ана за спиной показывает мне средний палец. Ох, детка, побереги свои пальчики, у меня есть дела поважнее… С наслаждением ем свой второй законный кусочек пирога, в очередной раз осознавая, как же я удачно женился.

— Ты не жалеешь, что связалась с Кристианом Греем? Он начинает лысеть, мам.

— Теодор! — младшие хихикают, а я буквально чувствую, как мама смотрит на своего любимчика «этим» взглядом.

— Маленький засранец, я посмотрю на тебя в сорок пять, — так же дарю старшему сыну снисходительный взгляд, ни капли не обижаясь, и он ухмыляется. Наивный, думает, что ему ещё долго до моего возраста.

Я и сам не могу поверить, что мне скоро пятьдесят, а сыну двадцать. Я помню моего зайку совсем маленьким, помню его маминой тыковкой и мелким злом, каждое утро вылезавшим из своей кроватки и приходившим досыпать к нам, портившим нам утренний секс.

Я люблю его. Он особенный. Он — моя самая большая гордость в жизни. И я хороший отец для него, хоть и боялся, что не смогу им стать. Я воспитал в нём равного себе.

С каждой своей проблемой Теодор приходит ко мне, если ему нужна помощь. Доверяет мне безоговорочно. Я так же доверяю ему, я знаю, что я могу на него положиться. И всегда иду навстречу, когда он просит освободить дом для посиделок с друзьями, втайне от мамы, взамен на обещание регулярно звонить и быть под охраной. Я доверяю сыну, но всё равно переживаю за него, и я не доверяю миру, в котором мы живем.

Теодор

становится старше, и нам придется сказать ему правду о его рождении. Пока за нас это не сделали злые языки, а то и сама Лейла. Она не имеет права приближаться к нему, пока он ребенок, а ребенок он только до совершеннолетия… И это очень ранит и пугает Ану. Будто её Тыковка сможет разлюбить свою мамочку в один момент.

Я позволю ему всё, кроме встречи с Лейлой, пока ему не исполнится девятнадцать. Только не эта сука рядом с нашим сыном-подростком.

Наверное, мне следует рассказать всё ему без участия Аны. Не стесняясь в выражениях и даже подробностях. Он не глупый мальчик, он должен видеть и чувствовать, как сильно мама любит его, больше нас с младшими.

Приятней всего для меня то, что Теодор почти моя копия, но… Он похож на Ану, жестами, даже характером, я вижу между ними что-то общее внешне, и он ни капли не напоминает Лейлу, даже глаза не её, поменялись года в три, стали янтарными. Я видел её в последний раз лет девять назад, она опять посмела требовать денег, уже даже не сына, и Ана так нервничала, что у неё пропало молоко, больше не появилось. Лейле в очередной раз я могу сказать спасибо, она помогла отучить младших от груди. На данный момент, я не имею ни малейшего понятия, где эта жадная тварь, но на неё точно завели дело за преследования нашей семьи.

Музыка сменяется на исполнителя, которого я не могу вспомнить, хоть и знаю, играет песня «Eyes Off You», явно кавер, и я не желаю просто слушать её.

Ана подпевает одними губами, качает головой в ритм, и я внаглую поднимаю её на ноги. Малышка смеется, крепко обнимая меня, но тут же пытается отстраниться, всё продолжая почти не слышно подпевать.

— Я хочу танцевать с тобой.

— Я должна помочь…

— Теодор, помоги младшим.

Горестно вздохнув, но явно не особо возражая, старший скатывается с дивана и быстро собирает малышей и инвентарь, уводя их в детскую. Я же говорил, умный мальчишка.

— Мы ужасные родители.

— Наоборот, все дети заняты, да ещё и творчески. А мы свободны и счастливы. Я люблю тебя, — последнюю фразу шепчу Анастейше на ушко, и она прижимается ко мне, просто обняв. — Ты чего?

— Я соскучилась.

— Я тоже.

Следующим треком звучит Элвис, и я не собираюсь выпускать мою девочку. Она до сих пор маленькая и хорошенькая крошка Стил, отец которой пообещал выкрутить мне яйца, если я обижу её.

— Ты ведь счастлива со мной?

— С чего такие вопросы, Кристиан?

— Теодор ведь прав, хоть и шутил, я действительно уже не самый лучший вариант: у меня действительно начинают выпадать волосы, лишний вес, и у меня всегда был скверный характер.

— Со мной не был.

— Ана…

— Ты замечательный. И мы с пирогами знаем, что это наша вина, — Ана тыкает меня в мягкий живот, хихикая, и я мягко чмокаю её. — Я счастлива с тобой, Кристиан Грей. Я люблю тебя не меньше, чем любила всегда, не меньше, чем ты любишь меня.